— Я сказал поцеловать меня.

— Я и поцеловала!

— Поцелуй меня так, как ночью.

Прежде чем я успела хотя бы попытаться это осмыслить, Хантер рывком притянул меня к себе. Его большая рука легла мне на затылок и крепко сжала его, направляя меня. А затем его губы обрушились на мой рот.

Шок от его прикосновения быстро рассеялся, когда он провел по моим губам языком, побуждая их разомкнуться. Его язык скользнул внутрь, и он застонал, стал целовать меня жестче. Его стон завибрировал между нами, посылая по моему телу приятную дрожь. Вся мягкая нежность в тот же миг испарилась. Хантер подхватил меня под ягодицы, я ногами обняла его талию, и когда он толкнул нас к стене, на меня нахлынуло ощущение дежавю. Я не помнила нашего первого поцелуя, но теперь хорошо представляла, каким он мог быть.

Выронив телефон, я запуталась пальцами в его волосах. Не в силах насытиться им, стиснула мягкие пряди, и когда из моей груди вырвался стон, Хантер толкнулся ко мне с новой силой, прижимаясь твердой эрекцией к середине моих раздвинутых ног. Целуя меня, он двигал бедрами, и это трение сквозь два слоя ткани довело меня до таких вершин возбуждения, которые, как мне казалось, невозможно достичь, когда ты одета.

Он словно хотел проглотить меня целиком, и в тот момент я была готова это позволить. Мои груди расплющились о его торс, сердцебиение вышло из-под контроля — только я не знала, мое или его. Господи, где этот мужчина научился так целоваться?

Когда Хантер, прихватив напоследок мою губу, завершил поцелуй, я уже задыхалась.

— Поменяй билет. Мы еще не закончили. — Его голос сквозил напряжением.

Пытаясь прийти в себя, я сглотнула.

— Не могу. — Мой голос был еле слышен. На большее я сейчас была не способна.

— Не можешь или не хочешь?

— Не могу. Завтра возвращается Иззи.

Он слегка отстранился, давая возможность дышать. И говорить.

— Иззи?

— Моя приемная дочь, которая меня ненавидит.

ГЛАВА 4

Хантер

Двенадцать лет назад

Проклятье. Я иду в неправильный колледж.

То был самый жаркий день на моей памяти. Радио в машине сообщило, что температура достигла сорока градусов, но окончательно невыносимой погоду сделала влажность Лос-Анджелеса. Я приехал в университет к брату на несколько часов раньше и поскольку не знал, куда надо идти, пошел в сквер и уселся на кирпичную лестницу напротив фонтана, надеясь поймать ветерок. Ветерка я не дождался, но зато в поле моего зрения появилось нечто получше. Самая красивая девушка, которую я когда-либо видел, подошла к фонтану, сбросила обувь, встала на бортик и спрыгнула вниз, а затем вынырнула на поверхность воды, смахивая с лица мокрые пряди светлых волос.

Проходящие мимо люди посматривали на нее, но она не замечала их взглядов. Или ей было плевать. Она плыла на спине, хотя глубина была меньше метра. Ее улыбка была заразительной, и я обнаружил, что заворожено наблюдаю за нею. Со смерти мамы прошел почти месяц, и мне казалось, что такое счастье и чувство свободы я испытывал целую вечность назад.

Через пару минут девушка села и посмотрела на меня.

— Присоединишься ко мне или будешь и дальше наблюдать, как извращенец?

Я огляделся по сторонам, дабы убедиться, что она обратилась ко мне. Поблизости не было ни души. Поэтому я поднялся и подошел к фонтану.

— Это какой-то ритуал посвящения первокурсников?

Она улыбнулась.

— Тебе полегчает, если я скажу «да»? А то ты смотрел на меня, как на чудачку.

— Я не смотрел на тебя, как на чудачку.

— А мне показалось, что именно так.