Изменить размер шрифта - +

 

Таким образом, прочно укоренившись, сексуальный мистицизм оказывал решающее влияние на индийскую религиозную жизнь на протяжении всего последующего времени, включая монгольское и английское владычество и вплоть до наших дней.

В средневековой Бенгалии традиции Ваджраяны сохранялись в буддизме сахаджья, где пара Шива — Парвати была заменена на пару Кришна — Радха, а плотская любовь сменилась безмерным почитанием божества, что послужило стимулом для самых прекрасных индийских лирических стихотворений. Впоследствии секта баулов, в которой идеи сахаджья совместились с мусульманским суфийским мистицизмом, приобрела известность своими страстными песнями муршида. Другие же, более поздние ответвления буддийского сексуального мистицизма великолепно описал С. Б. Дасгупта (см. ORC).

Шиваистский шактизм продолжал процветать в северо-западных регионах: в Пенджабе и Кашмире. Некоторые подсекты, в особенности горокхнатх, рассылали своих последователей по всей Индии, что подробно изложено в тщательно документированном исследовании Бриггса (см. GKY).

Рассмотрение всех этих позднейших направлений выходит за рамки данного исследования. Однако мне хотелось бы отметить постоянно возрастающее значение в средневековой Индии роли супруги бога Шивы — Парвати. Под влиянием шактизма она приняла на себя функции богинь Кали и Дурги, которым приносили человеческие жертвоприношения, и в конечном счете превратилась в Махадеви, Верховную Богиню, еще более устрашающую, чем ее муж Шива в своем традиционном обличье разрушителя. В качестве Великой Матери она стала восприниматься как всемогущее Чрево, порождающее все сущее и снова все разрушающее. Такой постепенный переход от Шивы к его женской половине нашел отражение в шактийских текстах. Если в ранних версиях, где говорится о процессе, в основе которого лежит coitus reservatus, Шива отождествлялся с солнцем, а Парвати — с луной, его отраженной славой, то в позднейших тантрах положение меняется. Там уже Шива является бледной луной, а Парвати — солнцем, красным разрушительным огнем калагни (ORC, р. 273; ITB, р. 156–157). В гл. 4 уже отмечалось, что в Китае тоже произошла похожая перемена ролей. Зеленый Дракон, первоначально являвшийся символом оплодотворяющей мужской энергии, впоследствии превратился в символ женской животворящей силы.

В Индии сложился особый культ Великой Богини, в котором она приняла обличье синей или красной ужасной дьяволицы, танцующей на теле собственного мужа Шивы. Его белый труп (шава) выглядит совершенно безжизненным, если не считать возбужденного члена.

Как говорилось выше, Ваджраяна в первоначальном виде практически исчезла в Индии в XII в. Однако ее принципы были принесены в Тибет, где смешались с исконными тибетскими культами, в результате чего и возникло учение ламаизма, в котором мы найдем богов, сжимающих своих партнерш в сексуальных объятиях, что хорошо известно по изображениям яб-юм. Впоследствии ламаизм распространился в Монголии, где стал религией Хубилай-хана и его наследников, короткое время являвшихся императорами Китая.

 

Подводя итог, отметим, что древнекитайский даосский сексуальный мистицизм, который стимулировал возникновение Ваджраяны в Индии, впоследствии был снова, по меньшей мере дважды, импортирован в Китай в его индианизированной форме.

Вначале, после его оформления и подъема в Индии, это сделали индийские тантрические миссионеры, которые в период Тан прибывали в Китай. В то время теории сексуального мистицизма все еще были живы в Китае, и китайские ученые, усмотрев некоторую общность между своими воззрениями и привнесенными, включили некоторые из индийских элементов в собственные положения, о чем свидетельствуют приводившиеся в гл. 7 тексты танского времени.

Во второй раз это произошло в правление монголов (1280–1367). Однако теперь даосский сексуальный мистицизм был настолько скрыт под его ламаистским обличьем, что китайцы не распознали лежащих в основе ламаизма своих же принципов и восприняли его как чужеземную веру.

Быстрый переход