— Конечно, — окончательно сник Гоц. — Я допускаю такую возможность.

— Тоща на сегодня все. Подумайте на досуге, может, чего и припомните… Из крови, как я понимаю, тоже извлекали отраву?

— Извлекали, — понурив голову, кивнул Гоц. — Могу я получить свидание с женой?

— Поговорите со следователем. Я такие вопросы не решаю.

«Очевидное — невероятное», вашу мать», — молча выругался Корнилов, включив Московский канал, чтобы прослушать краткий выпуск новостей.

Утопая по колено в подсвеченных багровыми вспышками облаках, пела Дженифер Солнцева, в одночасье превращенная в национальную героиню.

Поймал самый хвост.

«Как правы бывают поэты, — подумал Константин Иванович. — Солнцева ничего не знала про Калистратовых, но оплакала и их, и себя».

Зная в деталях технологию чудовищного процесса превращения земной женщины в «дэви», в преступную «сверхсамку», обреченную на безумие и страшную смерть, он ни на миг не приблизился к понимаю эзотерического смысла священной науки любви.

Ограбленную и опошленную, ее низвергли в кровавую клоаку с горних высот. Кама, индийский бог вожделения, и крылатый младенец Эрот покинули обреченный мир. Словно никогда и не рождались на радость людям, а были насильственно вырваны, абортированы и отправлены в центрифугу, чтобы стать белковой массой для шарлатанского эликсира.

Оперативная работа — оперативное мышление…

Что-то шевельнулось, заныло в груди, но скоро заглохло под грузом забот, как заплутавшее эхо.

Невероятный взлет популярности Дженифер Солнцевой совпал с психическим кризисом, который она восприняла как просветление. Это ознаменовалось резкой сменой жанра. Женя уже не пела о смерти, несчастной, больной любви, не прославляла наркотики. Ее незакатным солнцем стал секс. Священное, в тайном индо-буддистском смысле соитие, возносящее любовников в небеса.

Слова, коими исписаны заборы и лифты, обрели космический смысл и новое поэтическое звучание.

Мужское начало — лингам и женское — йони пронизывали не только текучую ткань стиха, но и саму мелодию, построенную на традиционно индийской восьмизвуковой гамме. Как божества в цветке лотоса, они являли себя через изысканные санскритские эвфемизмы: «луч света» и «священное место».

Как неудивительно, но это воздействовало на слух, и не только на слух, неизмеримо глубже, проникновеннее незатейливого «я хочу тебя…» Женщины, особенно обделенные радостями плоти, бились в истерике. Песня словно и впрямь пробуждала спящего в копчике Змея. Кундалини напрягал свои лучистые кольца и начинал медленно подниматься по позвоночнику, от чакры к чакре, чтобы брызнуть во все стороны света радужной аурой теменного цветка.

Восьмизвучие сменялось пентатонным рядом, как бы высвобождавшим из плена пространства все пять стихий. Песня навевала видения изощреннейших ласк. Это был какой-то массовый гипноз. Благодарные поклонники с радостью и без тени смущения сознавались, что их пальцы и губы сами находили сокровенные точки в «священных местах» и «лучах» партнеров. Сексологам, с их эрогенными зонами, и не снились такие чудеса.

Несбыточная даль «совместного полета» или, говоря языком медицины, продленного оргазма доводила фанатов до исступления. В зале возникали пикантные ситуации.

Прокуратура, которая и с куклами совладать не смогла, безуспешно пыталась возбудить уголовное дело.

НАСЛАЖДАЙСЯ ЖИЗНЬЮ С СУФЛЕ «ТОМ И ДЖЕРРИ»

Глава пятьдесят вторая

Конец лета

Саня пребывал в полной растерянности, битый час простояв перед запертой дверью.