Решение пришло к Дикси внезапно. Ее охватило острое желание нестись в автомобиле по темной дороге неведомо куда. Куда глаза глядят. Подальше отсюда.

— Эх, ты, совсем расклеилась! — Сол подхватил с ее плеча шарф, до боли сжал руку и строго сказал: «Через пять минут стой наверху. Жди!».

Соломон меньше всего хотел встретиться с Руфино. Этот гаденыш успел показать кассету Майклу, хотя поклялся миротворцу Барсаку, что предоставит возможность сделать первый ход Дикси. И, конечно, соврал.

Артемьев, насмотревшись «клипов», объяснился с Дикси. Видимо, очень круто. Теперь, запершись в своей комнате, она собирала вещи и строчила прощальное письмо. Дикси рвалась уехать, а, возможно, задумала и что-то похуже. Музыкант тоже не из породы «ковбоев» и может натворить глупостей. Остановить их способен только проверенный ход — хорошенькая, запатентованная мелодрамами, встряска. Как профессионал, Сол знал силу деталей, особенно таких символических, как этот шарфик. Поднявшись на Башню, он привязал его к металлическому парапету — легкий шелк призывно взметнулся в порыве сырого ветра.

Через минуту Сол ломился в комнату Майкла.

— Господин Артемьев, умоляю, выслушайте. Я виновник этой затеи с контрактом. Но меня провели. Нас всех подставили.

Артемьев распахнул дверь, не пропуская гостя в комнату.

— Клянусь своей жизнью, Дикси была уверена, что слежка отменена, что вы в безопасности! Она любит вас, Майкл… Я так боюсь за нее. Она поднялась на Башню… — Сол понял, что плачет, заметив холод в глазах Майкла. Оглядев комнату, Артемьев быстро достал из ящика и положил на стол какие-то листы, подхватил скрипку и рванулся к двери.

— С дороги! Теперь моя сольная партия… Хотя я предпочел бы дуэт.

Сол замер, лихорадочно соображая: кажется, может сложиться отличный финал. Скрипач застанет на Башне Дикси, увидит оставленный ею символ любви и поспешит предотвратить трагедию. Только бы «стервятник» не задержал Дикси. Сол поспешил в ее комнату и оторопел: бледная, как изваяние надгробия, она все также сидела на диване.

— Скорее, Дикси, скорей к нему — на Башню! Ты же должна была быть там! Дикси, это не игра! Майкл может решиться на самое страшное…

— Оставь. Я знаю, что мне делать. Хоган сказал, что Майкл плюнул в экран, когда там была наша ночь… И проклял меня, Сол…

— Идиотка! Руффино — сатана! Он задумал убить вас. Господи, как это я раньше не понял!.. Старый болван!. «Хеппи энд» — ха-ха-ха!.. Да они жаждут крови, вашей крови, детка! — с радостью умалишенного сообщил Сол и захохотал. Его истерический хохот, прерываемый всхлипами, сопровождал путь Дикси на Белую башню.

— Жив, господи, жив! — прошептала она, услышав, как с высоты падают в темный колодец пронзительно-печальные звуки.

Наверху стемнело. Лишь к западу небосвод, особенно высокий и чистый, сквозил прозрачной синевой. Там, на фоне этой помеченной бледными звездами синевы, возвышался Майкл, прижавшись спиной к каменному столбу. Он играл реквием — реквием умершей Любви. Тема Моцарта, переплетенная с «Прогулками над ночным садом»! Он насвистывал ее, когда покидал комнату Клавдии и значит — избрал смерть.

Белая рубаха, вздувшаяся парусом, распахнута на груди. На шее, кровавым шрамом, алеет шарф. Концы ткани всхлипывают на ветру, подчиняясь голосу скрипки. И во всем — в последних отблесках ушедшего дня, в сгорбленном, болезненно ломком силуэте, отбрасывающем острый локоть, в срывающемся на хрип плаче струн — прощание, угасание — конец.

Дикси замерла, боясь вспугнуть возвышающегося над пропастью скрипача.