Это и понятно — меня самого от твоих шедевров потянуло на сладкое. Но дело прежде всего: Соломон Барсак взбунтовался и фильм досняли другие ребята. — Шеф печально вздохнул. — Надеюсь, ты не в обиде за гонорар?
— Досняли?! Разе работа с объектом № 1 завершена? — Сол ехидно изобразил удивление. — По контракту осталось пять дней — не верится… Идете с опережением графика.
— Ну осталось кое-что, — шеф досадно поморщился. — Ты, наверно, в курсе: голубки засели в своем «родовом гнезде», планируя пожениться, как только уладятся все формальности с разводом маэстро. Что и говорить — перемена в биографии господина Артемьева весьма впечатляющая: нищий лабух из дикой страны попадает прямиком в европейские аристократы. К тому же Дикси — не из последнего десятка и влюблена по уши. Ловко он охмурил нашу красавицу… Судя по всему, — шеф доверительно понизил голос, — как я сумел убедиться из кинодокументов, у россиян могучий сексуальный потенциал. Напаханная целина. Раньше весь пар шел в идеологию и «военку», а теперь — нате, разрешили — вперед! Куда там американским секс-символам!
— Но ведь они действительно… Как бы это сформулировать, шеф, для твоих ушей поделикатнее, — любят друг друга. Именно так, как здесь талдычил все время этот сипатый толстозадый Руфино. Любят по-настоящему.
— Это как раз было бы великолепно. Прямо по сценарию. Завершить фильм торжеством великого чувства, стирающего все границы, в частности, социальные, государственные, мировоззренческие… Если Артемьев так прост и романтичен, как тебе кажется, он простит прекрасную Мессалину… Любовь преодолеет и это препятствие, что означает полное духовное возрождение грешницы и нравственное торжество героя… Прямо Лев Толстой… Если, повторяю, маэстро — не плут.
— Он настоящий влюбленный. Я сам видел.
— Ну что, что ты такое видел, Сол? Как ловкий парень, прикидываясь простаком, играя в этакого дурашливого героя, прибрал к рукам сердце развращенной, пресыщенной мужским вниманием женщины?
— Нет… это просто невозможно, — он не лицемерил… Такое всегда заметно.
— Если бы было заметно, то брачным авантюристам пришлось бы менять профессию. Не делай скоропалительных выводов, Сол. Я знаю — у тебя мягкое сердце… Руфино — человек без сантиментов, именно поэтому я посылаю его в Вальдбрунн, чтобы разведать подлинное положение вещей.
— Понимаю, он возьмет русского на понт, показав ему кое-какие факты из биографии невесты и проследит реакцию…
— Да, это проще всего. Расчет или истинное чувство в такой ситуации обязательно обнаружат себя.
— Ты бы не возражал, Заза, передать миссию Руфино мне? Я завтра же буду у Дикси и постараюсь все разузнать. Что называется, из первых рук, деликатно.
— Деликатность здесь неуместна, дорогой. Впрочем, отправляйся. Тебе удастся слегка притормозить напор Руфино, чтобы он не зашел уж слишком далеко.
— «Группа слежения» будет там? Я не должен выполнять прежние обязанности как оператор?
— Ну, прихвати на всякий случай свои игрушки. Тебе же без них скучно. Признайся, Сол, ты верно и в постель ложишься с камерой, как этот русский со скрипкой?
— Бывает. Если нет лучшей кандидатуры.
6
Хозяева собрались покинуть Вальдбрунн до весны. С утра Дикси сообщила Рудольфу о намерении устроить прощальный ужин.
— Только, будьте добры, сделайте все как тогда — как в тот день, когда мы впервые уселись за этот королевский стол — цветы, свечи и приборы визави — по самому длинному маршруту. |