Рельсы вели «в никуда» — обрывались в бурьянных джунглях за Мельничным переулком. Шурша в сорняках старыми любимыми штанами (в джинсы он, конечно, больше не влезал), Лоська долго лазил в зарослях, пытаясь разгадать «тайну исчезнувшего пути». Почему-то для него это было важно. Однако тайна не разгадалась…
Один раз Лоська сказал, что отец прислал письмо. Пишет: «Держитесь…» Ему обещали было пересмотр дела, но ничего не вышло…
Случалось, что Лоська подзывал уличную кошку или пса. Звери шли к нему сразу и с удовольствием давали гладить себя и чесать за ухом. Я однажды спросила: почему он не заведет своего котенка. Лоська вздохнул по взрослому:
— Котенок вырастет в большого кота, кормить-то чем? Дома каждая копейка на счету. «А на шахматах много не заработаешь, — мысленно добавила я. — Особенно теперь…»
Хотя со временем Лоська, видимо, обрел прежнее шахматное умение. По крайней мере, на подарок-то мне «заработать», он сумел.
…Все это я вспоминала, когда разглядывала монетки, подаренные дядей Костей. Они снова разожгли мой «корабельный» интерес, и я подумала, что надо наведаться в библиотеку насчет «Фрегата «Виолы». Я не была там уже больше месяца и книг никаких не брала. Но пойти можно будет только завтра. Потому что наступил вечер…
Пришла мама. Сказала еще раз «поздравляю, детка» и сразу спросила:
— Илья не появлялся?
Узнала, что не появлялся и приготовилась волноваться, но не успела: братец пришел.
Он подарил мне большущую, альбомного формата, книгу Грина в которой были «Алые паруса» и несколько рассказов. У нас есть гриновский шеститомник — почти полное собрание сочинений, — но Илюхиной книге я все равно обрадовалась. Не просто обрадовалась, а даже тихонько заскулила от счастья. Потому что книга была — чудо! С золотыми якорями, синими волнами и раздутыми пунцовыми кливерами и марселями на обложке, с разноцветными иллюстрациями во весь лист.
Я устроилась на кровати, «отключилась от реальности» и принялась листать… Художник оказался замечательный (какой-то А.А.Горцев, я о таком раньше не слышала), все его герои были ну в точности такими, как я их всегда представляла. И Ассоль, и Грей, и «комендант порта» Тильс, и капитан Дюк… А особенно — Том Беринг в «Гневе отца»! Мальчонка в матроске — большеглазый и с оттопыренными ушами — поднял тяжеленный револьвер и целился в смутно темнеющую многорукую страхилатину. И на лице у него беспомощность, страх и в то же время отчаянная решительность. Сейчас нажмет на спуск!.. Был похож этот Том на восьмилетнего Стасика Галушкина, которого зловредные большие пацаны в лагере «доводили» за его тихий нрав и безответность, пока я не вступилась (и был, конечно, крик: «Мезенцева, кто тебе позволил распускать руки!»). Этот Стасик и стал Томом, когда мы с ребятишками из младшего отряда устроили игру в героев Грина…
Где-то он теперь, Стасик Галушкин? Он не из нашего города, а из Ново-Ярцева. Мы даже не попрощались, потому что после скандала из-за вожатой-сволочи Гертруды я махнула из лагеря в одну минуту, не сказав никому ни слова…
Подошел Илья, спросил: «Ну как сей гроссбух»? Я, не отрываясь, показала большой палец.
— То-то же, мучача, — сказал Илья. — Видишь, как я вникаю в твои интересы. И потому ты должна быть со старшим братом вежлива и почтительна…
— Я такая и есть…
— Да? А какие вольности ты позволила по телефону, рассуждая о моей новой знакомой! Кстати, ее зовут Татьяна. Мы будем учиться на одном курсе…
— Вах!. |