– То есть среди сидящих за столиками в новом летнике может быть и тот, кто сейчас наблюдает за нами, – сделала вывод я. – С площади прекрасный вид на наши окна…

Свистнули, съезжаясь вместе, крылья плотных штор.

– Даже так? – Я неприятно удивилась.

Мой друг-дизайнер обожает воздух и простор во всем, не только в верстке. В общих помещениях нашей квартиры – в кухне и гостиной – мы даже на ночь не задергиваем шторы. Петрик утверждает, будто в закрытом пространстве у него начинается клаустрофобия. Как же он проникся моими пугающими рассуждениями, если сам занавесил окно!

– Не нравится мне все это, – сказал дружище, вернувшись на барный стульчик и жадно глотнув винишка.

Я ничего не успела сказать – зазвонил мой мобильный, оставленный на барной стойке. Петрик покосился на подрагивающий аппарат и почему-то шепотом сообщил:

– Незнакомый номер.

У меня руки были мокрые, и я глазами показала другу – возьми, мол, телефончик.

Петрик послушался, принял звонок и тихо, таинственно прошелестел в трубку:

– Слушшшаю…

Я качнулась к нему, вытягивая шею. Секунд на двадцать установилась немая сцена с участием двух персонажей – кривобокого жирафа (я) и вспугнутого суслика (Петрик). Потом суслик шевельнул лапкой, сбросил звонок и насвистел мне:

– Ни звука…

– В смысле?

– Ну, тишина была в трубке. Одно зловещее сопение!

– Давай не будем накручивать. – Я тоже взяла бокал, плеснула в него вина и выпила его залпом. – Мало ли кто позвонил. Может, по работе. И, может, как раз связь оборвалась. Это еще ни о чем не говорит.

«Бум-бум-бум!» – загремела стальная входная дверь.

Мы с Петриком вытаращились друг на друга новыми пятирублевыми глазами – круглыми и лихорадочно блестящими.

«Бум-бум-бум» в дверь повторилось с заметным повышением громкости.

Я тихо, крадучись двинулась в прихожую.

– Куда? Возьми хоть что-нибудь! – яростно прошептал мне вслед Петрик.

Дружище явно не имел в виду хлеб-соль для торжественной встречи. Я еще не подошла к двери, когда он настиг меня со скалкой в одной руке и пустой бутылкой в другой. Надо же, мы успели выпить все винишко?

– Держи. – Петрик отдал мне скалку, оставив себе бутылку, и мы одинаково вздернули их в высоком замахе.

«Бум-бум-бум-бум!» – шумно завибрировала дверь.

Кому-то не терпелось отведать нашего гостеприимства.

– Кто там? – напыжившись, громко и грозно вопросил Петрик.

– Свои, – уверенно ответил неузнаваемый хриплый бас.

– Ну, хлеб да соль вам, коль свои, – пробормотала я, свободной рукой нащупывая дверной замок. – Точнее, скалка вам да бутылка…

Прятаться от неведомой опасности – это не мой стиль. Я Люся Суворова, и славная фамилия обязывает меня бесстрашно принимать бой!

Я широко распахнула дверь.

– Эй, вы чего? – прохрипел неузнаваемый бас. – Ужрались, что ли, и деретесь тут? Как знала, что не надо вам зарплату давать.

Под арку, образованную нашими с Петриком воздетыми руками с бутылкой и скалкой, слегка пригнувшись, отважно шагнула Доронина. Она прошла в прихожую, развернулась и хмыкнула через плечо:

– Ну, прям «Рабочий и колхозница», скульптора Мухиной на вас нет!

Не дожидаясь приглашения, Дора протопала в кухню и громыхнула о столешницу принесенными бутылками.