Нира поерзала, потому как чем дальше, тем более холодным становился пол. — У них другие законы… и усадьба эта отойдет роду, а не…
Нира представила, как отец махнул рукой. Он всегда так делал, когда у него не хватало слов. И жест этот получался вялым, как и сама рука.
— Мама!
— Дорогая, не слушай его. Нужно просто позаботиться о завещании… а твой папочка опять выискивает проблему на пустом месте…
— Я все равно не понимаю! Есть же Альфред…
— Альфред подождет, — жестко заметила мать.
— Но…
— Никаких «но». Этот дом не должен попасть в чужие руки…
…интересно, почему?
Нира подалась вперед, надеясь, что матушка расскажет, но…
— Нехорошо подслушивать, — сказал кто-то над самым ухом, а в следующее мгновенье горячая ладонь зажала рот, хотя кричать Нира не собиралась.
Глупо кричать, когда подслушиваешь.
А Нира, пусть и не красавицей уродилась, но уж точно не дурой.
— Тише, — велели ей и потянули от двери. — Я тебя не трону.
Кто бы ни держал ее — а держал он крепко — в доме ориентировался неплохо. Он ступал беззвучно, а когда Нира наступила на скрипучую половицу, попросту приподнял ее и понес.
Испугалась ли она?
Немного.
Но потом подумала и успокоилась. И вправду, разве ж может с ней случиться что-т плохое в приличном доме, пусть и несколько растерявшем прежний лоск.
Несли ее недолго, по коридору, а потом свернули налево и дверь открыли, и в комнату вошли, поставили на пол, а еще под руку поддержали, что было весьма любезно.
— Спасибо, — вежливо ответила Нира.
— За что?
В комнате было темно.
Нет, не совсем, чтобы совсем уж: проникал лунный свет, но слабый, зыбкий. Догорал камин, и над красными углями его вились бабочки пепла. Но луны и камина — недостаточно, чтобы разглядеть хоть что-то, тем более, если у вас глаза слабые.
И Нира щурилась, хотя мама всегда ругала ее за это, пугая ранними морщинами, но морщин Нира не боялась, знала, что и без них особой красотой не отличается.
— Просто так, — она подумала и согласилась, что благодарить похитителя особо не за что.
И дослушать не дал.
И уволок, непонятно куда…
— Вы… кто? — поинтересовалась она.
Похититель отступил, он был темным огромным пятном среди иных темных пятен. Одно весьма походило на шкаф, другое, тускло поблескивавшее, кажется, было зеркалом… или трюмо с зеркалом… а вот то — банкетка…
Столик…
И на столике обнаружился канделябр с троицей свечей.
— Газовое не во всех комнатах работает, — извиняющимся голосом произнес похититель. И свечи зажег.
Пес?
Пес, определенно, слишком характерно плоское лицо с широкой переносицей, высокими скулами и массивным подбородком. Отец утверждал, что этот подбородок, точнее не сам подбородок, а нижняя челюсть, достался псам от хищных предков. Про предков Нира не знала, но взглянув на похитителя отцу сразу поверила. Выглядел он очень хищным.
И молодым.
Высоким. На голову выше Ниры, хотя и она выросла немаленькой, на два дюйма выше приличного дамского роста… и наверное, ей должно было быть совестно за свой рост, который осложнит и без того непростое дело будущего ее замужества, но стыда Нира не испытывала. Она вообще уродилась мало того, что высокой, так еще и на редкость бесстыдной.
А пес молчал, разглядывал. И если так, то Нира его разглядывала тоже.
И подбородок, который упрямо выпятился вперед, и щеки с кругляшами родинок, и уши оттопыренные, и серьгу в левом… никто из Нириных знакомых серег не носил. |