Изменить размер шрифта - +
До самой своей смерти в середине 50-х она была настоящим семейным злым гением. Появлялась там, куда ее не приглашали, распускала слухи и сплетни, строила всевозможные козни. Ей невероятно хотелось всех рассорить, и, надо сказать, она в этом преуспела. Конечно, не она одна была виновата в том, что родственники перестали общаться, но ее вклад можно назвать самым весомым.

- Ну что, Света, - повернулась я к сестрице. - Кулон был. Это уже кое-что. Если он сохранился, у тебя есть шанс.

Дальше я позвонила младшему сыну Дмитрия Андреевича Валентину. Он сам вместе с женой оказались на даче, но их дочь твердо заявила, что ничего подобного никогда не видела. В списке остался только один телефон - Павла, сына старшего брата Валентина, умершего лет десять назад. Я набрала номер, но трубку никто не брал.

- Странно, - удивилась Марья Петровна. - Куда он мог деться? Спит, может?

Дело в том, что Павел был инвалидом первой группы. Лет пять назад он попал в автокатастрофу, и его парализовало. Не совсем, правда, но передвигаться самостоятельно он не мог, только в инвалидном кресле. Ни жены, ни детей у него не было, немного помогали соседи.

- Вы бы съездили к нему, девочки, - предложила Марья Петровна. – Мало ли что. Заодно и про кулон узнаете. Я так поняла, что если у него нет, то и вообще ни у кого нет.

Ехать к Павлу мне категорически не хотелось. Знакомы мы с ним не были, но от Марьи Петровны я слышала о нем немало. Ему недавно стукнул полтинник, он был старый замшелый холостяк, имел мизантропические склонности еще до аварии, а уж сейчас и вовсе возненавидел весь свет. Соседи ухаживали за ним, исключительно зарясь на его квартиру.

Света посмотрела на меня умоляюще.

- Ладно, поехали, - сдалась я. – Марь Петровна, говорите адрес.

Распрощавшись со старушкой и отбившись от остатков пирога «на дорожку», мы вышли из дома. Я старательно озиралась по сторонам, но ничего подозрительного не заметила. Однако желание бросить Свету и немедленно уехать в Петрозаводск росло с каждой минутой.

- Слушай, может, ты одна съездишь? – предложила я. – Далековато, конечно, на Расстанной, но я тебе расскажу, как добраться.

- С ума сошла? – прошипела она, больно вцепившись в мою руку. – Он меня с лестницы спустит.

 - Не спустит. Поскольку не сможет. Разве что обругает по всякому. И учти, меня он тоже не знает. Может, и слышал о моем существовании, но я сомневаюсь.

Света отпустила мой рукав и отвернулась. Но я успела заметить, что уголки ее губ стремительно поползли вниз.

Вот ведь навязалась на мою голову!

- Ладно, поехали, - сдалась я. – Только не реви, Бога ради! Но учти, Марь Петровна права. Если у него кулона нет, то ни у кого нет. И при любом раскладе, ты оставишь меня в покое. Поступай дальше, как знаешь, а я к своим поеду.

                                                      4.

Улица Расстанная – место гаже не придумаешь. Хуже, наверно, только улица Шкапина, где периодически снимают кино о блокадном Ленинграде без всяких декораций. Грязь, заброшенные руины и железнодорожно-индустриальный пейзаж.

О такси после утреннего ралли страшно было даже подумать. Добирались больше часа на маршрутках с пересадкой. По пути я еще раз позвонила Павлу, но трубку по-прежнему никто не брал.

- Может, телефон не работает? – предположила Света.

Я не ответила. В животе мятным холодком плескалось недоброе предчувствие.

Выйдя из маршрутки, мы еще минут десять шлепали по пыльному тротуару, спотыкаясь на колдобинах. Номера домов привычно отсутствовали. Марья Петровна описала обиталище Павла как «старый такой желтый дом», но ничего подобного поблизости не наблюдалось.

Быстрый переход