– Видите ли, нужно представлять себе характер аварии. Двухсоттонный контейнер сорвался с аппарели и прихлопнул ее, как муху. Мисс Лю могла иметь любую внешность – в диапазоне от Моны Лизы до белой медведицы. Нам об этом ничего не известно…

– Спросите Тейта!

Доктор надел очки и укоризненно посмотрел на Боба поверх стекол.

– Его воспоминания фрагментарны, возможно, имеет место частичная амнезия. Впрочем, это не помешает Тейту пилотировать звездолет, если вы сможете убедить его войти в рубку.

Боб отметил, что доктор сделал акцент на слове «вы», явно намекая на то, что это забота Боба. Он открыл было рот для гневной отповеди, но перевел взгляд в окно, на вздымающуюся ввысь сверкающую башню «Кварты», и промолчал. Ничего не поделаешь, Паттерсон прав: уговаривать Эрика придется именно ему!

Буквально через полчаса Боб приступил к дипломатическим переговорам.

– Привет красе и гордости космофлота!

Вооруженный огромным букетом, Боб протиснулся в палату, и доктор Паттерсон осторожно закрыл за ним дверь.

Краса и гордость лежал на койке, закинув руки за голову и пристально глядя в пустой потолок.

– Здравствуйте, Боб, – похоронным тоном откликнулся Эрик, вытаскивая руки из-под головы и по-покойничьи складывая их на груди.

Боб погасил улыбку, на цыпочках приблизился к ложу страдальца и бережно поместил в его сложенные руки свой букет, отчего сходство Эрика с покойником – на редкость румяным и упитанным – только усилилось.

– Расскажите мне о ней, Эрик, – мягко сказал Боб, открывая записную книжку.

– Зачем? – горестно вопросил Эрик.

– Вам станет легче, – подумав, убежденно ответил Боб и снял колпачок с авторучки.

– Итак, какая она была? Брюнетка? Блондинка?

Эрик задумался.

– Она была такая… золотистая!

– Зо-ло-тистая, – записал Боб. – Золотистая – как что?

– Как золото, – сказал Эрик.

Боб понимающе кивнул.

– Прическа гладкая? Кудряшки? Локоны? Легкая лохматость?

– Мягкая, пушистая. – Эрик пошевелил пальцами, как лакомка, щупающий спелый плод, поискал глазами и ткнул пальцем в желтый цветочек.

Боб ловко выдернул одуванчик из букета и аккуратно поместил между страницами блокнота.

– Глаза большие, круглые, блестящие, как морские камешки, и очень любопытные, – продолжал Эрик.

– Ясное дело, – кивнул Боб. – А фигура – грудь, ножки?

– О!

Эрик замолчал и обрисовал руками крутую выпуклость от шеи до живота. Боб тихо уважительно присвистнул и записал: «Бюст-110».

– Ножки маленькие, изящные, розовые, как…

– Как роза, – подсказал Боб.

Эрик благодарно кивнул.

– Бойкая, живая… Легкая, как пушинка…

– Конкретнее, – велел Боб.

– Очень легкая, – подумав, сказал Эрик. – А какая непоседа! Просыпалась с первым лучом солнца – ранняя пташка! Порхает – и щебечет, щебечет без умолку…

– Да, все они такие, – авторитетно подтвердил Боб. – И о чем она щебетала?

– Господи, да ни о чем!

Эрик давно уже бегал по палате.

– Это вполне типично, – согласился Боб. – А какие у нее были привычки, вкусы?

Эрик смахнул скупую слезу.

– Ничего особенного: пестрые тряпочки, блестящие бусики… Из еды – разве что чуть-чуть миндаля да сахарное печенье, но совсем немного, крошка-другая…

Боб почесал ручкой переносицу, оставив на ней чернильную галочку, и осторожно сформулировал деликатный вопрос:

– Что-нибудь интимное?

Эрик смущенно потупился, застенчиво ковырнул носком паркет.