Пока мой добрый самаритянин сражается с разбухшей оконной рамой, я подхожу к нему, выглядываю в окно, и мысли моментально путаются. Особняк стоит в густом лесу, в плотном зеленом покрове нет прорех – ни деревеньки, ни дороги. Без компаса, без милосердия убийцы я никогда не добрался бы до особняка, а сейчас не могу отделаться от ощущения, что меня заманили в западню. Если злодей убил Анну, а меня оставил в живых, значит у него есть какие-то далекоидущие планы. Но что ему от меня нужно? Почему он не расправился со мной в лесу?

Мой спутник наконец опускает створку окна, жестом приглашает меня сесть в кресло у зажженного камина, вручает мне белое полотенце из шкафа и, присев на краешек кровати, закидывает ногу на ногу.

– Ну, старина, а теперь рассказывайте обо всем по порядку, – просит он.

– Некогда! – Я сжимаю подлокотник кресла. – Я вам потом все расскажу, но сначала надо вызвать полицию и обыскать лес. Там прячется безумец.

Он окидывает меня любопытным взглядом, будто ищет правду в складках моей перепачканной одежды.

– К сожалению, вызвать полицию мы не сможем, телефонную связь сюда еще не провели, – отвечает он, потирая шею. – Разумеется, мы обыщем лес, а если что-то обнаружим, то пошлем кого-нибудь из слуг в деревню. Вы не хотите переодеться? А потом покажете, где это случилось.

– Видите ли… – Я нервно скручиваю полотенце. – Это затруднительно. Я заблудился и…

– Тогда опишите убийцу. – Он поддергивает штанину, открывая щиколотку в сером носке. – Как он выглядел?

– Я не видел его лица, только черное пальто.

– А Анна?

– Она тоже была в черном. – Я осознаю, что других сведений у меня нет, и щеки обжигает жаром. – И… в общем, мне известно только ее имя.

– Простите, Себастьян, я думал, вы с ней знакомы.

– Нет-нет… – бормочу я. – Ну, то есть, может быть. Я не уверен.

Мой добрый самаритянин, свесив руки с коленей, со смущенной улыбкой подается вперед:

– Погодите-ка, я что-то не пойму. Вы знаете, как ее зовут, но не уверены, что…

– Да у меня память отшибло, черт побери! – восклицаю я, сбрасывая с плеч тяжелый груз признания. – Даже своего имени не помню, и как зовут друзей – тоже не знаю.

Его глаза скептически поблескивают. Впрочем, ничего удивительного; для меня самого все это звучит нелепо.

– Но память не имеет отношения к тому, что я видел, – настаиваю я, цепляясь за обрывки правдоподобия. – Я видел, как за женщиной кто-то гнался, она закричала, но выстрел оборвал крик. Надо обыскать лес!

– Понятно, – вздыхает он, стряхивая пылинку со штанины; следующие слова он подбирает медленно, осторожно, как будто предлагает их мне: – А может быть, вы столкнулись с влюбленной парочкой? Вдруг они затеяли какую-то игру в лесу, а звуком выстрела мог быть треск обломанной ветки. Или стреляли из стартового пистолета? Из ракетницы?

– Нет, что вы, женщина звала на помощь. Она была напугана! – Я взволнованно вскакиваю с кресла, отбрасываю грязное полотенце.

– Да-да, разумеется, – успокаивает он, глядя, как я мечусь по комнате. – Я вам верю, дружище, но полиция во всем требует точности.