— Говорю, и ты поезжай!

— Куда?!

— Столицу нашей родины покорять! Ты посмотри на себя, Алька! На тебе в данный момент один из шедевров вязального искусства!

Алена прыснула.

— Да нет такого выражения, Юль! Вязальное искусство, скажешь тоже!

— Главное — не сказать, а сделать! — невпопад возразила та. — Вот ты делаешь, а цены себе не знаешь. Мне, например, вчера одна наша краля предлагала сто баксов за шарфик. Ну, помнишь, ты недавно подарила, такой голубенький, с аппликацией. Я уходить собралась, а эта мадам чуть из кресла не выпрыгнула, еще немножко, Катя бы ей пол-уха отбебенила. Ну, короче, как заорет: «Девушка, где вы такую красотищу купили?!» Я — так мол и так, а она вцепилась клешнями и вопит: «Продайте!» Наши, как цену услыхали, прям попадали!..

— Юль, пей чай, остынет.

— Тьфу на тебя! Может, по городу прошвырнемся?

— Я уже нашвырялась сегодня. Хватит.

Юлька вдруг поняла, что еще мгновение, и подруга зарыдает. Вроде бы не бледнела она, не вздыхала судорожно, и взгляд был совсем обыкновенный, только чуточку грустный. А рыдания будто бы уже витали в воздухе.

— Ладно. Сиди пока, — бросила Юлька и умчалась в коридор.

— Ты куда? — пискнула вслед Алена.

Ответом был грохот входной двери. А через десять минут запыхавшаяся Юлька торжественно выставила на стол бутылку водки и банку огурцов.

— Не домашние, конечно, но, по-моему, есть можно, — сообщила она, вскрыла банку, принюхалась подозрительно и кивнула.

— Можно.

Алена посматривала на нее неодобрительно.

— Знаю, знаю, — еще интенсивней закивала подруга, — горе заливать, все равно что Сахару из детской лейки опрыскивать. А выпить надо. Хоть как ты смотри, надо!

— Какое еще горе? — прищурившись, спросила Алена.

Она не любила, когда ее жалеют. Даже если это была Юлька. Потому и не рассказывала ни про Алешку, ни про белое пальто из мечты, которое сегодня купил своей крале высокий и шикарный мэн.

Слово за слово, и не заметишь, как начнутся слезы и причитания. Саму себя она тоже жалеть не любила. Стыдно.

— Ален, горе, может, и не большое, но напиться хочется!

— Не большое? — Она встрепенулась. — У тебя что-то случилось?

Вот дура, а! Ну, какая дура! Сидит тут, вся такая независимая, и не желает, чтобы подруга о ее проблемах беспокоилась. О том, что у подруги могут быть свои проблемы, даже не подумала. Эгоистка чертова!

— Рассказывай, — велела Алена.

И Юлька, уговорив стопочку, завела долгое повествование о том, как ее притесняют на работе, в салоне красоты. Она старательно морщилась, хлюпала обиженно носом, ругалась и вроде бы совсем убедила Алену, что пьет исключительно по этому поводу. К тому времени, когда в бутылке плескалось на дне всего ничего, Юлька и сама поверила в свою несчастную судьбу. Но своего она добилась, так или иначе. Алена уже не куталась в шаль, не отводила печальных глаз и вообще перестала строить из себя Зою Космодемьянскую на допросе. Разрумянившись, она вместе с подругой оплакивала общее человеческое свинство. Потом незаметно как-то вырулила на белое пальто. Потом невнятно пожаловалась на Балашова.

Если бы Юлька могла адекватно реагировать, она бы самой себе выдала медаль за спасение утопающих. Потому как Алена выговорилась и расслабилась, но при этом ее самолюбие нисколько не пострадало.

Ох, как же Юлька не понимала этого самолюбия! В том смысле, что ее бесила просто подобная ересь. Ее саму хлебом не корми, дай поплакаться всласть в жилетку подруги.