Пьянчужка, такая же, как он сам, решил Кирилл с мрачной ухмылкой.

Рыжие брови щеточкой, наивные светлые ресницы, веснушки на длинном носу в этот образ не укладывались. Ну, значит, ошибся. С кем не бывает. Но девица странная, это факт. И потом, кажется, он где-то ее видел. Не в кафе, а еще раньше. Следила она за ним, что ли?

При ближайшем рассмотрении оказалось, что эта шпионка никак не могла быть им соблазненной, как он воображал в кафе. Кирилл не стал бы ее соблазнять, вот и все.

С такой внешностью надо идти не в шпионки, а в учительницы. Скромненько и со вкусом. Очень, очень скучно. До зевоты. И шарфик-то скучный, и лицо унылое, и взгляд как у старушки, упустившей последнюю электричку в город. Теперь добираться пешком — и тяжело, и страшно, а надо!..

Когда она заговорила о муже, Кирилл окончательно занавесился равнодушной учтивостью и смотрел на нее только из любопытства.

Не шпионка, не лазутчица. Да и в кафе оказалась случайно.

А нервная, дрожащая поза все из-за того же мужа. Проза жизни. Ему было неловко и утомительно слушать ее жалобы, а она, кажется, собиралась именно жаловаться. Интересно, кто ее муж? У них только шестидесятилетний Сан Саныч женатый да Коля Шнуров — студент на последнем курсе журфака. Конечно, в жизни всякое бывает, но в здравом уме представить себе трудно, что кому-то из этих двоих веснушчатая мадам стирает носки и рожает детей. Хотя… Совершенно непонятно, сколько ей лет. В полумраке кафе он решил, что она — совсем молодая, девчонка просто. Теперь, когда видны морщины на лбу, горькие складки у рта и общая унылость лица, ясно, что ей за сорок.

Так что, Сан Саныч вполне сойдет за мужа.

Но фигурка у нее — очень даже. Ноги так вообще блеск.

Когда это ты успел заметить, ехидно осведомился Кирилл у Кирилла.

И все-таки, ноги — высший класс.

И Шнуров Коля, наверное, тоже мог пасть жертвой. Особенно, если учесть, что в этом сочном возрасте дамы обожают юношей в два раза моложе себя.

Так кто у нас муж?..

Остальные офисные мужики вроде как свободные. По крайней мере, про супружескую жизнь от них Кирилл ничего не слыхал. И колец обручальных не видел.

Впрочем, это еще ни о чем не говорит. Нынче кольца не в моде, как и сам официальный брак. Вот венчаться стало престижным делом. А расписываться да свадьбу гулять широко, как у них в деревне — с выкупом невесты да драками, да расшитыми трусами для жениха, да тройкой гнедых с бубенцами, да дружным «горько!» — нет, не модно.

Жалко. Он бы на такую сходил. А то сплошь постные физиономии и безуспешные попытки нанятого тамады развеселить народ.

Если бы Кирилл женился, он бы не стал нанимать тамаду, он бы позвал Ромку — Романа Геннадьевича.

А шафером — Игоря Лыкова, с которым они на первом курсе в походы ходили, на втором сессию заваливали, на третьем усы отращивали, на четвертом ко взрослой жизни готовились, а на пятом этой жизни нахлебались и изображали из себя циников.

Да так и продолжали изображать. Он, Кирилл, точно изображает. Вот только перед собой фиг изобразишь. Про свадьбу вон размечтался. Чтобы все чин чином, и невесту на руках до загса, а потом в украшенную ленточками телегу и на край света. Вдвоем.

Какой уж тут цинизм, ну?

Баранки гну! Может, пора закругляться с этим самоедством? То на воспоминания его сегодня проперло, то другая напасть. Свадьбы, блин, захотелось. На край света, блин, потянуло!

И чтобы женщина рядом — страшно сказать! — любимая. Да у него это слово только к ручке «паркер» да джипу относятся. Вот их он любит. Холит, лелеет и точно знает, что они не подведут. Не станут приставать с походом за новым манто. Не полезут целоваться, когда он только-только проснулся и еще не пришел в себя, и зубы нечищеные, и в туалет хочется, и голод одолел — все сразу! Они-то уж точно не потребуют ежесекундных уверений в своей неотразимости, и не будут называть его «пусиком», «моим мальчиком» или «слоненком», и ни слова не скажут о том, как именно он должен поддерживать имидж, кому обязан улыбаться, а кого — посылать подальше!

Любимая… Как только в голову такое пришло?!

Ну, сестру, он, понятное дело, любит.