Белье его поносить, допустим. Или там на джипе покататься, пока он, дурак распоследний, делами занимается! А может, не мелочиться, а? Прихватить уж целиком фирму? Зачем она ему, полудурку убогому, который дальше своего носа ни черта не видит?!

— Хватит орать! — услышал внезапно Кирилл и только тогда понял, что все это озвучил в полный голос. Страстно и без перерыва. — Что вы себе позволяете, в конце концов? С ума сошли, так лечиться надо! — прошипела Алена, едва не задевая губами его подбородок, который еще дрожал от негодования. — Уберите от меня свою физиономию! — велела она, тяжело дыша, и резко сдернула с головы шарф.

Перед глазами вспыхнул огонь. Кирилл отшатнулся, взялся ладонью за лоб.

И увидел.

В рыжем всполохе кудрей — гордый лоб, тонкие фарфоровые скулы, теплый свет на ресницах, рябиновую спелость губ. И ярое, немыслимое, черное пламя в глазах.

— Ну же! Отодвиньтесь, грубиян!

Он увидел, что ей не сорок, не шестнадцать, и она не старушка, опоздавшая на электричку.

Увидел ее гнев, ее растерянность, ее неуверенность в завтрашнем дне, где на завтрак обезжиренный творог, а на ужин — «Весна на Заречной улице» или «Приключения Шурика».

На каком он свете, черт подери?!

Что здесь творится?

— Да отойдите же! — И она, рассвирепев окончательно, ткнула в его плечи раскрытыми ладонями.

Кирилл едва устоял на ногах.

— Что это вы орете? — осведомился он, хотя ему было плевать, почему она орет, и волновало только одно — куда делась давешняя мымра?

— Гхм… — от возмущения она некоторое время хватала ртом воздух. — Вы еще спрашиваете? Да вы сами минуту назад орали так, что стены тряслись! Дайте пройти! Что вы уставились?

— У меня были все основания на вас орать! — доложил Кирилл, не двигаясь с места, и постепенно обретая почву под ногами. — Или вы думали, что вам это так просто сойдет с рук? Конечно, вам, наверное, даже в голову не пришло, что я уже все знаю!

— Когда вы говорите, такое ощущение, что вы бредите, — пробормотала Алена себе под нос цитатой из любимого фильма.

Ни единой самостоятельной мысли — во всяком случае, внятной! — в голове не было.

После гневной отповеди, в которой она ни слова не поняла, ее трясло и распирало во все стороны от желания двинуть по его смазливой физиономии. И мир сузился до размеров его кабинета, где хотелось немедленно устроить последний день Помпеи. Она даже огляделась с предельным вниманием, весьма смутно сознавая собственные порывы.

— Сядьте! — приказал вдруг Кирилл.

Внутри у него все тряслось, а перед глазами плыло. От бешенства.

Тише, тише, уговаривал он себя. Не хватало еще сесть за решетку из-за этого мымрястого утенка, неожиданного превратившегося в лебедя! Прихлопнуть которого прямо-таки чесались руки!

И будет тебе — преступление в состоянии аффекта! Успокойся!

Как она смеет так смотреть на него?! Стерва рыжая! Будто это он — засланный казачок, пожаловавший в стан врага вынюхать все, как следует! Будто это его муж украл печать, подделал документы и так далее…

Подумав так, Кирилл понял, что свихнулся.

Она тяжело дышала ему в лицо, и от этого соображать было вообще невозможно. Голова кружилась от запаха кофе, корицы, смутного аромата духов и холодка зубной пасты. Наверное, «Колгейт». Или «Тридцать два» — ваши поцелуи будут свежими двадцать четыре часа в сутки!

Проверить? Реклама часто врет!

О, Господи! Чьи это мысли?! Почему они в его голове? По какому праву? И зачем? И куда их девать?

Он все нависал над ней, а она все сопела ему в лицо — громко, с присвистом, словно не в силах выговорить от возмущения ни слова.