— Я, хлопцы, лучше на возу поеду.

Казаки не хотели и слушать. Дмитрий вскочил на козлы, Палия заботливо уложили в карету на мягкие подушки, и запряженный цугом шестерик вымчал со двора. По сторонам и сзади кареты скакали казаки.

Палий перенес свою резиденцию в Белую Церковь. Он оставил небольшую часть людей укреплять город, остальных разослал отдельными отрядами по Правобережью.

Навстречу отрядам выезжали крестьяне, просили помочь им выгнать панов. Но чаще посполитые сами, не дожидаясь прихода казаков, нападали на поместья.

Случалось, что как только крестьяне поднимали крик и стрельбу, пан со своими гайдуками уже удирал без оглядки. В селах молотили панский хлеб, делили скот и землю.

Во Львове и Каменце ждали казаков — укрепляли стены, усиливали охрану. Страшные слова «новая Хмельничина» гнали панов на Волынь и в Польшу. Шляхта потянулась к королю с бесчисленными жалобами. Август II прислал Палию письмо, но тот ответил несколькими строчками: казаки, мол, никогда не были польскими подданными, и королю до них дела нет.

В Польше снова собрали сейм. Коронный гетман Любомирский отказался итти на Украину, так как у него было мало войска. На сейме во Львове решили призвать на помощь татар, но сенат отклонил это решение, ибо оно требовало огромных денег, которых в казне не было. Тогда постановили отозвать с шведской стороны гетмана Сенявского с войском. Сенявский с радостью принял известие о назначении его главнокомандующим похода и издал универсал о всеобщем ополчении. К гетману потянулись войска.

— Если б столько полков против шведов собрали, туго пришлось бы Карлу, — говорил Абазин.

Ударили январские морозы. Снежная метель кружила на дорогах, сбивая с пути плохоньких крестьянских лошадей, рвала за полы латаные свитки, швыряла снег под капюшоны бурок. Мелкие крестьянские отряды распадались, только немногие стали кучно на зимние квартиры. Эти отряды Сенявский легко рассеял. Самусь не удержал Немиров и Брацлав и отступил к Богуславу, пытаясь соединиться с Захарием Искрой. Так, почти без боев, Сенявский дошел до Ладыжина, где стоял Абазин, которому удалось собрать всего две тысячи казаков. Слабые городские стены были ненадежной защитой против огромного войска Сенявского. Абазин решил выйти в поле и попробовать пробиться к Белой Церкви.

…С утра светило солнце, но вскоре его заволокли тучи. Ветер крепчал. Абазин вывел полк на холм и приказал разбить лагерь. В полдень показались вражеские дозоры. Потом на край белого поля наползло темное пятно, которое двигалось вперед, вытягиваясь и выравниваясь, и, наконец, остановилось. Над шляхетскими отрядами трепетали на ветру хоругви. Долго ждать не пришлось — Сенявский двинул конных рейтар и драгун. Абазин спокойно наблюдал, как их кони тяжело скачут по глубокому снегу. Вот они уже почти поравнялись с холмом, заходя слева. Абазин взмахнул рукой: из-за холма на легких розвальнях вынеслись семь пушек и сотня казаков. Не доезжая до рейтар и драгун, сани описали крутой полукруг, казаки соскочили на землю, схватили коней под уздцы, а пушкари приложили фитили. Все пушки разом ударили в центр нападающих. Словно вода прорвала плотину, разбросав обломки и раскидав земляную насыпь. Драгуны и рейтары завернули коней и помчались назад. Напрасно какой-то капитан пытался остановить их, приказывал, умолял, грозил, ругался — его никто не слушал. Наперерез убегавшим Абазин заранее выслал две сотни. Утомленные лошади не могли спасти рейтар и драгун; они барахтались в глубоком снегу, падали, сбрасывая всадников, а те в отчаянии хватались за стремена.

Абазин рысью выехал на центр своего полка, осадил коня, упруго, не по летам, привстал в стременах. В поднятой руке старого полковника блеснул пернач.

— Братья! Не дадим Сенявскому убивать людей наших, не дадим обижать матерей и детей своих.