— Пусти, задавишь! — старался вырваться сотник.
Он вырвался, но его вновь окружили, жали руки, обнимали, будто это был не Андрущенко, а сам Палий. Казаки кричали, кидали вверх шапки, кто-то пошел даже вприсядку вокруг сотника. Услыхав шум, бежали казаки от соседних костров. Узнав, в чем дело, некоторые возвращались назад, чтобы поделиться радостью с товарищами. Весть о прибытии Палия быстро летела от костра к костру, от полка к полку. Казаки побежали к солдатам в соседние полки. Солдаты, начавшие уже укладываться спать, собирались группами и обсуждали это событие. Казаки рассказывали о Палие, о его походах, о предательстве Мазепы. Иногда правда мешалась с вымыслами и рассказы походили на сказки — страшные и захватывающие. Сидят замечтавшиеся солдаты и казаки, слушают рассказчика, смотрят в бездонное небо, на мерцающие далекие звезды…
Петр тепло проводил старого полковника.
Палий ехал к войску гетмана Скоропадского. Дни стояли ясные, светлые. Сытые кони легко мчали карету по наезженной дороге. Полковник посматривал в окна, слушал песни, что пел всю дорогу молодой ямщик. На четвертый день в полдень ямщик наклонился с облучка и крикнул в приотворенные дверцы кареты:
— Украина начинается! Мы уже на Черниговской земле. Вон столб пограничный проехали.
— Стой, останови лошадей…
Полковник выскочил из кареты и сделал несколько шагов по густой траве. Долго мечтал он об этом времени в занесенной снегом избушке на берегу Томи, когда за дверью плакали метели и под сильными порывами ветра стонали кедры, будто стараясь выгнать из избушки неугасимую надежду. Палий сорвал кустик полыни и поднес к лицу, с наслаждением вдыхая горький запах.
— Такая же, как и на Томи, — сказал он ямщику, чтобы скрыть волнение, — но пахнет по-иному.
Полковник снова сел в карету, продолжая держать кустик полыни. Долго сидел он, вглядываясь в полуденное небо. Оно было чистое, лишь одно, подобное сказочной птице, облачко легко плыло по нему.
А еще через некоторое время встретились и первые жители; два пастушка, завидев карету, бросились за ней. Палий приказал придержать лошадей. Подозвав ребятишек, дал им по нескольку серебряных монет и пригласил прокатиться. Один стал на подножку, другой, чуть поколебавшись, сел рядом с Палием на мягкую подушку. Большая теплая рука доброго деда гладила вихрастую голову мальчика. Только почему она так дрожала?
Казачьи полки стояли возле села Багачка, в двух верстах от Полтавы. Скоропадский ждал Палия.
Подъезжая к лагерю, Палий приказал пустить лошадей шагом. Встречные с любопытством поглядывали на седобородого казака, стоящего на подножке кареты. Из толпы раздался голос:
— Братцы! А ведь это Палий!
Казак снял шапку, подбросил в воздух и громко выкрикнул:
— Полковнику Палию слава!
— Слава! Слава! — подхватили десятки голосов.
Заслышав возгласы, к дороге бежали казаки. Палий с непокрытой головой медленно проезжал сквозь толпу.
Скоропадский устроил торжественную встречу в присутствии всей генеральной старшины, а потом позвал всех к столу, накрытому в двух поставленных рядом палатках. Когда пир был в разгаре, гетманский джура шепнул Палию:
— Пан полковник, вас ждут возле шатра.
Палий вышел. Не прошел он и десяти шагов, как очутился в чьих-то крепких объятиях.
— Савва, живой! И ты здесь?
— Где же мне еще быть? И хлопцы здесь. Идем к ним. Ждут не дождутся. Мы под особой хоругвью ходим, вместе с полками Захария Искры и Самуся.
В Саввином курене Палия окружили бывшие однополчане; они обнимали батька, жали ему руки.
— Яков!.. Дмитрий!.. Максим!.. О, Андрущенко!
— Мазан не выдержал, отвернулся, вытер слезы. |