— Полковник один. Его давно бы гетманом выбрали, кабы он в левобережном войске служил. Да он — за Днепром. Родом с Левобережья, с Борзны, может, слышал? На Запорожье долго был, большую славу сыскал. Куренным атаманом его избрали, хотели и кошевым, но нельзя было — слишком уж молод. Да Палий и сам за чинами не гонится. Вот уж несколько лет, как он набрал полк охотный и воюет с татарами на правом берегу Днепра. Зря его кто-то выкрикнул, он даже на выборах не был.

Из шатра донеслось громкое «Слава!».

— Верно, еще за какого-нибудь боярина чарку подняли, — кивнул головой Соболев в сторону шатра.

— Теперь дней пять пить будут, — поддержал полковник. — Как же, высватал Голицын гетмана Украине, надо ж магарыч выпить. Ну, пусть гуляют, а я лучше пойду с этого гульбища к своему куреню и высплюсь.

Отойдя немного, он остановился и, словно вспомнив что-то, вернулся, положил руку на плечо Соболеву:

— Мы тут с тобой много лишнего наговорили, так давай забудем: это лучше и для тебя и для меня.

— Ты не бойся, — успокоил его Соболев, — я не из тех. Можешь спать спокойно. А забывать не след. При случае заходи, поговорим. Эти думки многих тревожат…

Михайло Самойлович пошел, пробираясь между подвыпившими казаками. Он разыскивал свой полк.

…Пировали три дня, пока всё не выпили и не съели. А на четвертый день, рано утром, князь Василий Голицын повел свои полки к Москве.

Пыль оседала уже далеко на горизонте, а Мазепа все еще стоял на холме и смотрел вслед голицынским полкам. Генеральный бунчужный Юхим Лизогуб тронул его за плечо:

— Пане гетман, войско давно ждет. Куда вести казаков?

— В Батурин.

Поднимая тучи пыли, войско двинулось широкой степной дорогой в направлении на Батурин.

Так в 1687 году закончились выборы нового гетмана.

Глава 2

В ГРОЗУ

Всё предвещало грозу: и тревожно шелестевшие деревья, тянувшие свои ветви навстречу буйному ветру, и жалобные стоны чаек, и лошади, храпевшие при каждом новом порыве ветра.

Солнце совсем скрылось за тучами, стало темно. Вдруг ослепительная молния рассекла небо, будто кто-то стремительно вспорол его острой казацкой саблей, послышался резкий, сильный удар, словно что-то огромное и тяжелое упало рядом, в лесу. Невдалеке вспыхнул пожар.

По глухой, давно не езженной дороге, что скрывалась в густых, высоких ковылях, ехало человек двенадцать казаков в длинных епанках. При ударе грома лошади испуганно шарахались в сторону, иные вставали на дыбы. Всадники резко осаживали их, стараясь успокоить. Стройный тонконогий конь переднего казака сторожко повел ушами и скосил глаза; понуждаемый властной рукой хозяина, ускорил шаг.

Этот всадник был Семен Палий. Невысокий, крепкий казак лет сорока, с длинными, чуть распушенными на концах усами, с густыми бровями, сросшимися на переносице, и прямым носом, он совсем не походил на того грозного Палия, которым татары пугали своих детей. Скорее что-то ласковое, теплое светилось в его карих, чуть прищуренных глазах.

Начал накрапывать дождь. Тяжелые капли гулко застучали по плащам. Вскоре хлынул настоящий ливень. Палий повернулся к казаку-великану с широким мужественным лицом, что отстал от него на пол-лошадиного корпуса:

— Что-то Якова с хлопцами давно нет, не заблудились ли, часом?

Тот прижал шпорами своего дончака и, поравнявшись с Палием, густо пробасил:

— Коль заблудились — найдутся. Хуже, если на шляхту наскочили. Да нам бы где-нибудь и остановиться пора: кони притомились, надо им отдых дать. Все одно до Фастова сегодня не доберемся.

— Сегодня нам и незачем туда ехать.