– И если бы вас поймали, то лишили бы прав?

– Господи! Мне бы их вообще получить. Я отправлялась сюда без всяких прав. Забралась в машину, когда в лаборатории никого не было. Поскольку лаборатория принадлежит дяде Доналду, у меня была такая возможность. Пока меня не застукали у самой машины, я всегда могла сделать вид, будто выполняю что‑то лично для дяди. Не имея права на помощь специальных костюмеров, я скопировала образцы одежды в музее – ну как, успешно?

– Весьма, и очень идет вам, хотя с обувью не совсем ладно.

Она поглядела на свои ноги.

– Я этого боялась. Я не смогла разыскать ничего, что относилось бы точно к данному периоду… Ну вот, – продолжала она затем, – мне удалось несколько раз ненадолго наведаться сюда. Недолгими мои визиты должны были быть потому, что время течет с постоянной скоростью, то есть один час здесь равен одному часу там, и я не могла особенно занимать машину. Но вот вчера один человек вошел в лабораторию, как раз когда я возвращалась. По моему костюму он тут же все понял, и мне ничего другого не оставалось, как прыгнуть назад в машину – иначе у меня уже никогда не было бы такой возможности. А они бросились за мной, не успев соответствующим образом одеться.

– Вы думаете, они вернуться?

– Полагаю, что да. Только одеты они уже будут как надо.

– Способны они пойти на крайние меры? Открыть стрельбу или еще что‑то в таком роде?

Она покачала головой.

– Ну нет. Это был бы страшный хроноклазм, особенно если бы они случайно кого‑то застрелили.

– Но ведь ваше пребывание здесь неизбежно вызовет серию хроноклазмов.

Что из этого хуже?

– О, мои действия предусмотрены. Я все проверила, – туманно заверила она. – Они будут меньше тревожиться насчет меня, когда сами додумаются поинтересоваться этим.

После короткой паузы она вдруг круто перевела разговор на совершенно иную тему: – В ваше время ведь принято специально наряжаться, вступая в брак, верно?

Похоже, эта проблема особенно ее волновала.

– М‑м, – пробормотала Тавия. – Пожалуй, в двадцатом веке брак довольно приятная штука.

– Мое мнение о нем весьма изменилось, и в лучшую сторону, дорогая, – признал я.

Действительно, я и сам не ожидал, что он может так вырасти в моих глазах за какой‑нибудь месяц.

– Что, в двадцатом веке муж и жена всегда спали в одной большой кровати, дорогой? – полюбопытствовала она.

– Только так, дорогая, – твердо ответил я.

– Забавно. Не очень гигиенично, разумеется, но все‑таки совсем неплохо.

Мы некоторое время размышляли над этим.

– Дорогой, – спросила она, – ты заметил, что она перестала на меня фыркать?

– Мы всегда перестаем фыркать, если предмет получает официальное признание, – объяснил я.

Некоторое время разговор беспорядочно перескакивал с одной темы на другую преимущественно личного характера. Затем я сказал: – Похоже, нам незачем больше волноваться насчет твоих преследователей, дорогая. Они уже давно бы вернулись, если бы их действительно так беспокоил твой побег, как ты думала.

Она покачала головой.

– Мы должны и дальше соблюдать осторожность, хотя это странно.

Вероятнее всего, дядя Доналд что‑то напутал. Он не силен в технике, бедняжка. Впрочем, ты и сам ведь видел, как он ошибся, установив машину на два года вперед, когда явился побеседовать с тобой. Однако от нас ничего не зависит. Нам остается только ждать и соблюдать осторожность.

Я еще помолчал, размышляя, а потом сказал: – Мне придется скоро начать работать.