Надо было сказать, что бокал вина — это именно то, чего она в этот момент хочет. Тогда он спокойно поднялся бы к ней в номер, Валерия была в этом уверена. И… И с какими глазами она встретила бы утром Бориса и его идиотский букет? То есть если бы она вчера знала то, о чем узнала только что, то встретила бы скорее всего приветливо-равнодушно. Но вчера ее проклятая зажатость и тайная неуверенность в себе сделали свое дело. Михаил сказал, что обязательно позвонит ей в первую же свободную минуту, что ждет ее на концерте и, как договорились, после него — в гримерке, и откланялся. А она поднялась в номер и провела чудную, спокойную ночь в абсолютном одиночестве. Дура.

За всеми этими размышлениями Валерия не заметила, как добралась до нужной ей улицы. Дом, где жила Милена Семеновна, был типично петербуржским: темно-серым, неухоженным, с жуткими входными дверями и кошмарной лестничной клеткой. Но уже было видно, что территорию постепенно осваивают новые жильцы с другим уровнем достатка: на втором этаже одна дверь была с ободранной обивкой и списком жильцов возле звонка, вторая сияла бронзой, матово блестела натуральной кожей, и кусочек площадки перед ней был выложен мраморной плиткой.

Третий этаж был уже вообще персональным: обе стандартные входные двери на площадке исчезли, вместо них красовалась одна в центре, напротив лифта. Все нормально: скромное жилище вдовы обыкновенного политика. Муж получал жалованье чиновника, правда, довольно высокого ранга, она, если судить по ее интервью, всю жизнь работала преподавательницей английского языка в университете, только недавно занялась общественной деятельностью. Лет за сорок они вполне могли накопить денег на такую квартиру.

«Первый промах, мадам, — отметила про себя Валерия, нажимая на кнопку звонка, который отозвался мягким звуком гонга внутри. — Ей будет довольно трудно говорить о скромности и непритязательности в таких интерьерах. Хотя наверняка сошлется на гонорары за последние книги покойного мужа. Господи, какие же они все одинаковые!»

Дверь Валерии открыла горничная (настоящая горничная, в форменном черном платье, кружевном фартуке и наколке!) и любезно проводила в гостиную, где уже дожидалась хозяйка: дама неопределенно-бальзаковского возраста со следами былой красоты на лице, сохраненной благодаря усилиям явно не дешевых косметических салонов. Комната была обставлена, однако, со вкусом, без аляповатости: сказалось, судя по всему, довольно длительное пребывание Ми-лены Семеновны с мужем в одной из европейских столиц.

— Чай, кофе? — любезно предложила хозяйка. — Или сок, минеральную воду, сегодня опять удивительно теплый день. Если вы курите, прошу вас, вот пепельница, не стесняйтесь.

Она явно стремилась загладить вчерашнюю накладку и делала это даже несколько напоказ.

То, что это интервью не станет ее очередным «маленьким шедевром», Валерия поняла минут через пятнадцать. Милена Семеновна изо всех сил старалась казаться «простой русской женщиной», глубоко озабоченной проблемами российской семьи. Вот об этом она и собирается вести цикл передач на телевидении, именно об этом вчера и вела долгие переговоры с чиновниками в Смольном. Валерия пыталась свернуть на ее собственную семью, но Милена Семеновна уходила от прямых ответов виртуозно, словно Штирлиц во время беседы с Мюллером. Или говорила такую очевидную неправду, что за нее становилось даже неловко.

Сын учится в институте в другом городе, живет на стипендию, видятся они, естественно, нечасто, помогает она ему мало: не из чего. Все бы ничего, только сын учился не только в другом городе, но и в другой стране, стипендии не получал вообще, наоборот, платил за обучение, причем не из своего кармана, а из маминого, которая, кстати, регулярно летала навещать своего отпрыска. Действительно, простая семья со средним достатком.