Комки грязи прилипли к коже, лицо залито слезами, они так и льются из огромных глаз. Он осторожно присел рядом и погладил ее по голове, чувствуя, как к горлу подступают слезы. Почему девочка так поступила? Как могла убежать от них?
– Как я рад снова видеть тебя, Энн.
Она не отстранилась, но косилась, точно испуганный зверек. Вард обвел взглядом ее фигуру и задержался на талии. Он попытался скрыть пронизавший его ужас – слишком поздно! – и с отчаянием посмотрел на Фэй, на Лайонела…
– Ты знаешь в городе какого‑нибудь доктора?
– Полиция назвала одного. Они сказали, что ее надо немедленно обследовать, и хотят поговорить с тобой и с мамой.
По крайней мере он перекинулся парой слов с сыном, но не мог заставить себя даже взглянуть на Джона. В комнате стояла всего одна двуспальная кровать, ужасно широкая, на ней лежала Энн. Все было ясно, но Вард решил сейчас не думать об этом. Достаточно одной драмы, и надо срочно поговорить с полицией. Он вынул ручку и записал имена тех, кто помогал искать дочь, кто привел ее оттуда. Они должны сообщить детали. Вард содрогнулся от перспективы услышать их. Но надо узнать все до конца.
Фэй села на кровать рядом с Энн. На этот раз девочка вздрогнула, будто была смертельно больным ребенком, которого навещают в больнице. Глаза Фэй не отрывались от ее лица. И Энн заплакала.
– Уходи… Я не хочу здесь оставаться…
– Знаю, дорогая… Мы скоро поедем домой, ты ляжешь в свою постель…
– Я хочу к Муну, к моим друзьям. – Энн зарыдала в голос. Ей было четырнадцать лет, а она плакала, как пятилетняя. Фэй не спрашивала, кто такой Мун, но поняла, что, видимо, это отец ребенка. При этой мысли она посмотрела на живот Энн, надеясь, что он еще плоский. И задохнулась…
По своему опыту Фэй знала: четыре или пять месяцев, но все же решила уточнить. От прямого вопроса Вард весь сжался. Он‑то не хотел торопиться. Лайонел прав, Энн надо снова привыкнуть к ним, девочка слишком отдалилась от них, слишком долго была вне дома.
– Сколько месяцев, Энн? – Фэй старалась говорить ласково, но вопрос прозвучал грубо, резко, нервно, и Лайонел с отчаянием посмотрел на мать.
– Не знаю, – ответила Энн, не открывая глаз. Она не хотела глядеть на Фэй, она ненавидела ее, всегда ненавидела. А сейчас еще больше. Это мать виновата, что ее увели от друзей и не пускают обратно, она всегда все разрушала, помыкала ими, поступая по‑своему. Но на этот раз у нее ничего не выйдет. Пусть ведут куда угодно, она уже знает, что убежать не трудно.
– Ты еще не ходила к доктору? – Фэй была потрясена.
Энн покачала головой, зажмурившись, потом медленно открыла глаза.
– Обо мне заботились друзья.
– Сколько времени не было месячных?
Энн подумала, что мать говорит, как полицейский, даже еще хуже. Во всяком случае, там не задавали таких вопросов. Она понимала, что не должна отвечать, но привыкла покоряться матери. Фэй умела ее заставить, она всегда была уверена, что все будут поступать так, как она скажет.
– С тех пор, как я ушла из дома.
Фэй хорошо знала – с тех пор прошло пять месяцев. Значит, это случилось сразу, как дочь покинула их.
– Ты знаешь, кто отец?
Сейчас нельзя было спрашивать об этом, и Лайонел растерянно посмотрел на Варда. Надо остановить мать. Ее вопросы неуместны. Энн еще не готова ответить на них. Он испугался, что она снова убежит, еще до приезда домой. И никогда им уже не найти ее. Но Энн только улыбнулась своим воспоминаниям.
– Да.
– Это Мун?
Энн вздрогнула и пожала плечами, но Фэй никак не ожидала ответа, который не замедлил последовать.
– Да, и все остальные.
У Фэй перехватило дыхание. |