Все было естественно, Энн – его женщина, и он не хотел ее потерять. Он никогда не оставит ее и будет рядом до конца жизни.
На следующее утро Билл должен был отвезти ее домой. Оба казались уставшими, всю ночь не спали, предаваясь любви и разговаривая обо всем на свете. В два часа он поедет в аэропорт за Гейл, а вечером вернется горничная. Сказочный медовый месяц кончился, и им предстояло осторожно войти в жизнь. Что их ждет? Билл обещал Энн, что у них будут моменты, подобные этим. Каникулы, уик‑энды, вечера… Когда Энн с сумкой в руках пришла домой, ее глаза светились любовью. Она постояла в холле, прислушиваясь, как «роллс‑ройс», прорычав, отъехал.
– У тебя усталый вид, – констатировала мать, посмотрев на дочку. Сегодня родители не работали, было воскресенье. Фэй заглянула Энн в глаза. Та казалась счастливой. – Хорошо провели время, милая?
– Гм…
– Это, наверное, был один длинный день в пижамах, – ухмыльнулся Вард. – Девочки твоих лет любят поваляться в постели.
Дочь улыбнулась и молча исчезла в своей комнате.
Ванесса увидела что‑то большее, чем родители, но не была до конца уверена, что это такое. Она вдруг почувствовала себя неловко при этой девочке и подумала, что надо бы поговорить с ней до отъезда. Но времени не оставалось, назавтра Энн пошла в школу, потом и сама Ванесса отправилась к старым друзьям, а на следующий вечер упаковала вещи и уехала. Так у нее и не нашлось времени, чтобы узнать, что таилось во взгляде младшей сестренки.
34
Итак, все вернулись к своей жизни. Вэл – к фильмам ужасов, небольшим дозам наркотиков, очередному мужчине, если тот подворачивался под руку, а Ванесса – к учебе в Нью‑Йорке. У Грега были проблемы с оценками, и он обещал подтянуться, а Энн вообще никому не доставляла хлопот, все время проводя у подруги. Все привыкли к тому, что ее почти никогда нет; ей уже исполнилось шестнадцать, по даже в день рождения она едва ли пятнадцать минут пробыла дома. Гейл с отцом повезли ее в бистро отмечать праздник, и Фэй в этом ничего дурного не видела. Они прекрасно относились к Энн.
В феврале Лайонел позвонил Фэй на студию и пригласил их с Вардом на ланч. Это было не похоже на сына. Фэй надеялась, что в его жизни случилось ЧТО‑ТО хорошее, появились какие‑то новости, ну, может, волнующий фильм, перемена работы, решение вернуться в университет. Но его сообщение их совершенно ошарашило.
Лай был в некоторой нерешительности, будто боялся причинить родителям боль, и Варду стало не по себе. Может, он собирался сообщить, что влюбился в другого мужчину, а Вард не хотел об этом слышать. Но Лайонел быстро приступил к делу – тянуть было незачем.
Меня призывают в армию. Они остолбенели. Вьетнамская война в полном разгаре; все только о ней и думали. Вард застыл в ужасе. Он любил свою страну, но не хотел жертвовать сыновьями ради отвратительной войны.
– Скажи им, что ты голубой. – Вард впервые использовал это слово, и Лайонел улыбнулся, покачав головой.
– Пап, я не могу.
– Не робей, ради Бога! Это может спасти тебе жизнь.
То же самое он сказал и Грегу, убеждая исправить оценки – иначе его выгонят из университета и пошлют во Вьетнам. Но у Лайонела прекрасное оправдание, и отец не особенно беспокоился за него.
– Будь разумным, сын. Или поезжай в Канаду.
– Я не хочу бежать, папа. Это нехорошо.
– Почему? – Вард стукнул кулаком по столу, но никто не оглянулся. Здесь было шумно, никто ни на кого не обращал внимания, неважно, кто как одет и что говорит. Сюда можно войти голым и орать во все горло, и все подумают, что ты репетируешь роль.
Но Вард был серьезен.
– Ты должен выкрутиться. Лай. Я не хочу, чтобы ты попал в эту мясорубку. |