— Что ты имеешь в виду?

— Я выхожу замуж!

Родители тут же подскочили к любимому чаду.

— Замуж? Господи Иисусе! И за кого же?

— За Ипполита Доло.

— За Иппо… но он же в кутузке!

— Уже вышел! Мы встретились утром, и Доло просил меня стать его женой.

— И ты согласилась связаться с таким ничтожеством?

— Да.

— Я тебе запрещаю!

— Обойдусь без твоего разрешения!

— Матерь Божья!

Перрин налетела на дочь и влепила ей такую пощечину, что звон прокатился по всему дому. Девушка гордо выпрямилась.

— Можешь меня убить, но я все равно выйду за Ипполита!

— Ох, несчастная, да что ж ты нашла в этом недоноске?

— Это уж мое дело!

Мадам Адоль свирепо повернулась к мужу.

— Ну, а ты? Это все, что ты можешь сказать, когда твоя дочь собирается сделать глупость, которая приведет меня прямиком на кладбище?

Отец попытался воздействовать на дочь лаской.

— Моя Пэмпренетта… не может быть, чтобы ты говорила серьезно… Доло — просто мелкая шушера… нищие, да и только. Да ты помрешь голоду со своим Ипполитом, и потом, по-моему, у парня дурные наклонности… Сдается мне, он на все способен… Неужто ты хочешь стать вдовой типа, казненного на гильотине?

Но Пэмпренетта упрямо молчала, и ее мать в полном отчаянии воздела руки к небу.

— Что я тебе сделала, Господи? И за что ты взвалил на меня такой тяжкий крест?

Перрин Адоль, несомненно, очень бы удивилась, скажи ей кто-нибудь, что Всевышний не слишком благосклонно взирает на ее повседневные занятия.

Атмосфера в доме окончательно накалилась, когда в дверь неожиданно постучала Фелиси Маспи. Появление девушки мгновенно утихомирило бушевание страстей, едва не закончившееся всеобщей потасовкой. При посторонних всегда надо держать себя в руках! Перрин Адоль с улыбкой повернулась к гостье, и даже Дьедоннэ, давно привыкший к перепадам настроения супруги, слегка опешил.

— Ба, да это же Фелиси!.. Ну, девочка, что тебя сюда привело? Надеюсь, у вас ничего не стряслось?

— Я хотела поговорить с Пэмпренеттой.

— Ай-ай, ты выбрала не самое удачное время, бедняжка…

— А что, она больна?

— Больна? Да нет, скажи лучше, это мы от нее заболеем! Дрянь она и больше никто! А впрочем, тут нечему удивляться: Пэмпренетта — живой портрет своего папаши!

Дьедоннэ подскочил от возмущения.

— Так вот как ты говоришь обо мне при девочке, которая теперь и уважать-то меня не станет!

— Позволь заметить тебе, Дьедоннэ, что мы не одни и наши ссоры не интересуют эту барышню! Или ты хочешь навсегда внушить ей отвращение к замужеству?

Странная логика жены совершенно подавляла Адоля. Он чувствовал несправедливость ее слов, но все это настолько превосходило его разумение, что бедняга Суфле плюхнулся на стул, с горечью подумав, что, вероятно, до конца своих дней так и не научится понимать женщин. А мадам Адоль, больше не обращая на мужа внимания, стала расспрашивать Фелиси о здоровье домашних. Весть о том, что все Маспи чувствуют себя превосходно, по всей видимости, доставила ей огромное удовольствие.

— А если ты все-таки хочешь поболтать с этой паршивой Пэмпренеттой, — сказала она, — поднимись сама к ней в комнату, потому как на мой зов она вряд ли ответит, да еще, чего доброго, запрет дверь.

Мадемуазель Маспи тихонько постучала.

— Кто там?

— Фелиси…

— Входи.