Он следил за тем, как заговорщики из генеральской оппозиции
вели свою игру с Алленом Даллесом, представителем американской разведки в
Берне. Он особенно долго сидел над сообщением одного из заговорщиков:
"Представители Запада с охотой склонялись к переговорам и к миру с рейхом
из-за страха перед большевизмом, но имели опасения в отношении
неустойчивого гения фюрера, которого они считали не заслуживающим доверия
партнером по переговорам. Они ищут маленькую группу интеллигентных,
трезвых и достойных доверия лиц, таких, как рейхсфюрер СС..."
"Я был жалким трусом, - продолжал думать Гиммлер, по-прежнему
прислушиваясь к тишине соснового леса. - 20 июля 1944 года, через пять
часов после покушения на Гитлера, я мог бы стать фюрером Германии. У меня
была возможность взять все в свои руки в Берлине, пока царили паника и
хаос. У меня была возможность не бросать Гердлера в тюрьму, а послать его
в Берн к Даллесу с предложением мира. Фюрера, Геббельса и Бормана
расстрелять - как тогда, в тридцать четвертом, Штрассера. Пусть бы они
тоже метались по комнате, и падали на пол, и молили о пощаде... Хотя
нет... Гитлер бы никогда не молил. Впрочем, и Геббельс тоже. Молил бы о
пощаде Борман. Он очень любит жизнь и в высшей мере трезво смотрит на
мир... А я проявил малодушие, я вспоминал свои лучшие дни, проведенные
возле фюрера, я оказался тряпкой... Во мне победили сантименты..."
Гиммлер тогда постарался выжать максимум выгод для себя лично из
этого июльского проигрыша. Подавил путч в Берлине Геббельс, но Гиммлер
вырвал у него победу. Он знал, на что бить. Фанатик Геббельс мог отдать
свою победу, лишь оглушенный партийной фразеологией, им же рожденной, а
потому с такой обостренной чувствительностью им же и воспринимаемой. Он
объяснил Геббельсу необходимость немедленного возвеличения роли СС и
гестапо в подавлении мятежа. "Мы должны объяснить народу, - говорил он
Геббельсу, - что ни одно другое государство не могло бы столь решительно
обезвредить банду наемных убийц, кроме нашего - имеющего героев СС".
В печати и по радио началась кампания, посвященная "подвигу СС".
Фюрер тогда был особенно добр к Гиммлеру. И какое-то время Гиммлеру
казалось, что генеральный проигрыш оборачивается выигрышем - особенно
девятого ноября, когда фюрер, впервые в истории рейха, поручил ему, именно
ему, рейхсфюреру СС, произнести вместо себя праздничную речь в Мюнхене.
Он и сейчас помнил - обостренно, жутковато - то сладостное ощущение,
когда он поднялся на трибуну фюрера, а рядом с ним, но - ниже, там, где
при фюрере всегда стоял он, толпились Геббельс, Геринг, Риббентроп, Лей. И
они аплодировали ему, и по его знаку вскидывали руку в партийном
приветствии, и, угадывая паузы, начинали овацию, которую немедленно
подхватывал весь зал. |