В «Суффло» было не протолкнуться. Среди множества незнакомых лиц Даниэль сразу нашел брата. Сегодня ему решительно везет! Жан-Марк сидел на террасе с Дидье Копленом. Увидев Даниэля, он тотчас встрепенулся.

— Ну как?

Даниэль позволил себе ответить не сразу. Он подошел к их столику, пожал руку Дидье и Жан-Марку и только тогда небрежно кинул:

— Ну, вот и все!

— Что? — спросил Жан-Марк. — Сдал?

— Сдал.

Глаза Жан-Марка засветились радостью.

— Поздравляю, старик. Присаживайся.

Даниэль уселся между братом и Дидье с таким чувством, будто его только что повысили в чине, и заказал пива. Они потребовали подробностей, и он в десятый раз приступил к рассказу, присочиняя на ходу. Дидье и Жан-Марк слушали с интересом. Потом они заговорили о предстоящем путешествии в Соединенные Штаты. Дидье (он тоже выдержал экзамен!) вытащил из кармана письмо от американского студента, с которым познакомился в прошлом году.

— Неужели ради этого типа мы поедем в Бостон? — пробурчал Жан-Марк.

— Почему же нет? Он химик и замечательный парень! Кроме того, Бостон, говорят, самый любопытный город в Соединенных Штатах…

Они забыли о Даниэле и его экзаменах… А он вновь и вновь воскрешал в памяти все, что пережил сегодня. Классная доска, кусок мела, раздавленный на полу, полосатые брюки экзаменатора. «В прямоугольном треугольнике каждый катет равен произведению гипотенузы на… на… На косинус прилежащего острого угла или на синус противолежащего…» Ну, конечно! Если бы он так ответил, он, возможно, был бы принят и без «снисхождения комиссии». «Но что это меняет? Самое главное — экзамены позади!» Даниэль старался веселиться, однако испытывал необъяснимую усталость. Надежда и страх, мучившие его весь год, исчезли, оставив после себя безмолвную, головокружительную пустоту — своего рода пресыщение успехом. Столько трудиться ради нескольких минут! Значит, это и есть «быть допущенным», но ведь «допущены» миллионы людей! Рано или поздно все к чему-нибудь «допускаются»… Дидье встал и протянул им руку.

— Ну, я побежал…

Жан-Марк как будто никуда не торопился, и Даниэль был рад этому. До чего же здорово сидеть вот так, с братом, на террасе кафе. Они заказали еще по кружке пива.

— Ну и жара! — сказал Жан-Марк.

— Да. В лицее Карно мы просто запарились!

Жан-Марк протянул ему пачку американских сигарет. Даниэль с удовольствием взял одну, постучал ею по ладони и только потом сунул в рот. Он заметил, что этот жест очень нравится Даниэле. Щелкнула зажигалка. Даниэль потянулся к огоньку. Сидя рядом, братья курили, разглядывали прохожих, потягивали пиво и молчали. Примчавшись сюда, чтобы отвести душу в долгих и горячих разговорах, Даниэль понемногу впадал в какое-то грустное оцепенение. Ему казалось, что Жан-Марк скучает. Ему нечего было сказать брату, да и Жан-Марку, пожалуй, тоже. Они слишком хорошо знали друг друга, слишком часто виделись. К тому же он был младше. И хотя три недели назад ему исполнилось семнадцать лет, разница между ними была огромной: три с половиной года! Какая-то девушка с узкими бедрами прошла мимо них, внимательно оглядывая сидящих. Она заискивающе улыбнулась Жан-Марку: тот едва ответил на ее улыбку. На месте брата Даниэль был бы польщен. «Он избалован», — с завистью подумал Даниэль и вдруг почувствовал себя одиноким. Ему пришло в голову, что через неделю, когда он уедет из Франции, чувство это станет еще сильнее. Вокруг него будут белые или черные, но только незнакомые лица.