— Ну и тяжела ты стала!

Ему хотелось немедленно рассказать ей о своей будущей экспедиции на Берег Слоновой Кости, но Франсуаза со своими девчоночьими секретами уже явно завладела теткой.

— Вы куда?

— В кафе «Флора», — ответила Франсуаза.

— Я тоже пойду с вами!

Франсуаза покачала головой и сказала многозначительно:

— Нет. Нам нужно поговорить.

— Ну ясно, так я и знал! — буркнул Даниэль.

Таинственность, которой сестра окружала себя последнее время, раздражала Даниэля. Прежде он и не задумывался над тем, что она девчонка, но последний год Франсуаза перестала быть для него товарищем. Мало-помалу приобщаясь к изменчивому, болтливому и непонятному женскому стаду, она отдалялась от семьи.

— Но вечером-то мы тебя увидим, Маду? — спросил Даниэль.

— Да, — ответила Мадлен, взъерошив его и без того лохматые волосы. — Я буду обедать с вами.

— Тогда ладно! Мне тоже кое-что нужно тебе рассказать!

Мадлен и Франсуаза вышли на улицу, взявшись под руку. Девушка решила, что «Флора» недостаточно спокойное место для беседы, и предложила пойти в уютное кафе в английском стиле близ бульвара Сен-Мишель. Идя рядом с племянницей по тротуару, Мадлен наслаждалась Парижем. После тихого приморского городка он будоражил и оглушал ее. От шума, запаха бензина, тесноты у нее разболелась голова, но радостное возбуждение не проходило. Мадлен скользнула взглядом по витрине антиквара. Казалось, овеществленный идеал изящества на самый различный вкус сосредоточился в нижнем этаже этого здания. Грациозная мебель времен Людовика XVI мирно соседствовала с воинствующими красками абстрактных полотен. Наметанным глазом знатока Мадлен сразу отличала подлинное искусство от подделки; она залюбовалась двумя тарелками Индийской компании, и какая жалость: на одной из них волоском тянулась трещинка! Мадлен определила точный возраст прелестного комода в форме полумесяца, фанерованного красным деревом, и уже готова была зайти прицениться, но через минуту другая витрина привлекла ее внимание. Стоило ей вступить в этот квартал древних камней и вечно молодого духа, она словно оживала, забывая об усталости. На Мадлен, как всегда, были туфли без каблуков, но не было брюк, а юбка непривычно хлопала по коленям, и ноги под ней были как голые. Франсуаза вела ее дальше. Антикварные магазины сменились продовольственными. В витринах мясных лавок розовели грузные туши, в рыбных сверкала серебром трепещущая чешуя. Постепенно продовольственные лавки уступили место лишенным красок и запахов писчебумажным магазинам. Пересекая бульвар Сен-Мишель, они смешались с потоком студентов; ветер молодости пахнул в лицо Мадлен. Наконец Франсуаза остановилась перед кафе-чайной с фасадом из светлого дерева и окнами, окаймленными желто-зеленой плиткой.

— Так я прекрасно знаю твое кафе в английском стиле! — воскликнула Мадлен. — В мои времена оно называлось «Сен-Мишельский чай».

Она первая вошла в зал, где приятно пахло поджаренным хлебом и стоял многоголосый гул. Воспоминания обступили Мадлен со всех сторон. Светлые деревянные панели на стенах не изменились, и лампочки на столиках тоже.