Изменить размер шрифта - +
  (Для нас, врачей, границы ответственности никогда не совпадают
с теми, которые устанавливает господствующее мнение. Вспоминается мой спор в
Вернейле  с   судебным  врачом,   помощником  старшего  врача  в  стрелковом
батальоне.  Мы,  врачи, слишком хорошо знаем, что наши поступки определяются
тем, каковы мы сами и каково наше окружение. Ответственны за что? За то, что
унаследовали от родителей?  За то,  что дано воспитанием? За примеры, бывшие
перед глазами?  За случайно сложившиеся обстоятельства?  Конечно -  нет. Это
яснее ясного.)
     Но я всегда жил так, будто верил в мою абсолютную ответственность. И во
мне было всегда сильно чувство -  христианское воспитание?  -  добрых и злых
поступков.  (Впрочем,  не  без  послаблений:  стремление  снять  с  себя,  в
известной степени,  ответственность за совершенные мною ошибки и,  с  другой
стороны, непременно поставить себе в заслугу хорошие поступки...)
     Все это довольно противоречиво.

     Жан-Полю.
     Не опасайся противоречий.  Они хоть и неудобны, но полезны. Именно в те
минуты, когда мой разум находился в тисках неустранимых противоречий, именно
тогда я чувствовал себя ближе, чем когда-либо, к той Истине с большой буквы,
которая вечно ускользает от нас.
     И если бы мне было суждено "вернуться к жизни",  я хотел бы,  чтобы это
совершилось под знаком сомнения.
     Биологическая точка зрения.  Первые годы войны я  не  мог не  поддаться
искушению,  - бесился, но поддавался, - искушению рассматривать нравственные
и  социальные проблемы с единственной вульгарной биологической точки зрения.
Например, рассуждал так: "Человеку - животному кровожадному свойственно... и
т.д.  Нейтрализовать возможный от него вред с  помощью неумолимой социальной
организации.  И  не ждать ничего лучшего".  Даже таскал с  собой в  походной
сумке томик старика Фабра{662},  который раскопал где-то в Компьене.  Не без
удовольствия считал всех людей и  самого себя какими-то большими насекомыми,
созданными для войн,  нападения и защиты, завоеваний, взаимопожирания и т.д.
Я злобно твердил:  "Пусть хоть эта война откроет тебе глаза, дуралей. Видеть
мир таким, каков он есть. Вселенная: взаимодействие слепых сил, регулируемое
уничтожением менее стойких. Природа - арена резни, где взаимно пожирают друг
друга  отдельные особи,  целые расы,  инстинктивно враждующие.  Ни  зла,  ни
добра. И в отношении к человеку это не менее верно, чем в отношении к кунице
или ястребу и т.д.". И кто решился бы, сидя в подземном перевязочном пункте,
забитом ранеными,  отрицать то,  что  сила торжествует над правом?  (Десятки
примеров.  Вечер в Като.  Или атака в Перонне.  Невысокая ограда.  Или пункт
первой  помощи  в  Нантейль-ле-Годуэн.  Или  агония двух  молоденьких солдат
стрелкового полка в амбаре, по дороге между Верденом и Калонн.) Помню, что в
иные минуты я  бывал как  пьяный,  приходил в  отчаяние от  звериного облика
мира.
     Близорукость...  Как раз этот мертвящий пессимизм, который и должен был
открыть мне  глаза на  то,  что  так  недолго попасть в  яму,  где неизбежно
задохнешься.
Быстрый переход