Пытка бессонницы именно в этом:
истерзанное тело требует отдыха любой ценой, сознание же беспорядочно
работает и отгоняет сон.
Вот уже целый час, как я ворочаюсь с боку на бок. С одной-единственной
мыслью: "Я жил оптимистом. Я не смею умереть в сомнении и отрицании".
Мой оптимизм. Я жил оптимистом. Быть может, так получалось
инстинктивно, но теперь я сознаю это с полной очевидностью. Состояние
интуитивно-радостного восприятия жизни, активного к ней доверия - вот что
поддерживало меня, окрыляло, и я думаю, что всем этим я обязан общению с
наукой - источником и питательной средой моего оптимизма.
Наука. Она больше, чем просто познание. Она стремится к гармонии с
окружающим миром, с тем миром, законы коего предчувствует. (И те, кто идет
по этому пути, приходят в итоге к чудесному, куда более всеобъемлющему и
вдохновляющему, чем все чудеса, все экстазы религиозной веры.) Наука дает
ощущение гармонической связи, согласия с природой и тайнами природы.
То же религиозное чувство? Словечко отпугивает, но в конце концов...
Милосердие, надежда, вера. Аббат Векар как-то сказал мне, что я, в
сущности, принимаю теологические добродетели. Я возражал. Насчет милосердия
и надежды я еще соглашался, но вот насчет веры... И все же... Если бы я
хотел сейчас найти смысл того порыва, который нес меня непрерывно в течение
пятнадцати лет, если бы я искал разгадку неистребимого доверия к жизни, быть
может, это не было бы уж таким далеким от понятия веры. Веры во что? Ну хотя
бы в возможность неограниченного и бесконечного роста живых форм. Веры в
непрерывное движение всего сущего к некоему высшему состоянию...
Значит ли это быть "финалистом" поневоле? Хотя бы и так. Во всяком
случае, я принимаю только такой "финализм".
16 августа.
Высокая температура. Дыхание затрудненное, со свистом. Несколько раз
пришлось прибегнуть к кислороду. Встал с постели, но из комнаты не выходил.
Зашел Гуаран с газетами. По-прежнему верит, что мир будет заключен еще
этой зимой. Защищает свою точку зрения убежденно и умно. Странный тип!
Странно слышать успокоительные речи из уст человека, который обычно кажется
безнадежно озабоченным, - может быть, потому, что у него такие маленькие,
вечно мигающие глазки, длинный нос и все лицо вытянуто, как морда у борзой
Кашляет и отхаркивается каждую минуту. Говорил со мной о своей работе, как о
ремесле. Удивительно все же! Преподаватель истории в лицее Генриха IV, -
казалось бы, довольно благодарное занятие, могущее дать радость. Рассказывал
также о своих студенческих годах в Эколь Нормаль. |