Глава 3
Немая сцена: мы четверо — я, мисс Фолторн, Коллингсвуд и труп — одинаково неподвижные.
Именно это наши викторианские предки именовали живыми картинами: застывшие позы, в которых участники не шевелят ни единым мускулом; миг, когда время замирает; мгновение, когда вечность останавливается, чтобы перевести дух, перед тем как устремиться дальше и унести нас в будущее, которое уже не отменить.
Потом Коллингсвуд разразилась рыданиями: длинными низкими протяжными всхлипываниями, которые угрожали перейти в завывания.
В сверкании свечи лицо мисс Фолторн побелело. Из нас четверых спокойствие сохраняли только труп и я.
Я никак не могла дождаться, чтобы зажгли электрический свет и можно было хорошенько все рассмотреть.
За свою жизнь мне довелось повидать изрядное количество трупов, и каждый следующий был интереснее и поучительнее предыдущего. Если я не ошибаюсь, это номер семь.
Даже в гаснущем пламени свечи по хрупкому скелету и тонким запястьям я определила, что труп определенно женский. Из-за закопченного черепа и жуткого оскала он напоминал свежераспеленутую мумию.
Годы в каминной трубе превратили ее в копченость.
Не самая подобающая мысль, но именно об этом я подумала, скажу честно.
Мы не всегда можем гордиться нашей первой реакцией, но по личному опыту я знала, что к тому времени, когда мне начнут задавать вопросы, я уж изобрету более приемлемую версию, чтобы казаться паинькой. Именно так работает человеческий мозг.
Во всяком случае, мой.
Время снова тронулось с места, но совсем медленно, как и бывает в подобных обстоятельствах. Мисс Фолторн еле шевелилась, словно муха в меду. Вечность спустя она включила верхний свет.
— Коллингсвуд! — произнесла она голосом слишком спокойным, чтобы он мог показаться успокаивающим. — Что ты наделала?
А Коллингсвуд, черная, словно трубочист, раскачивалась на деревянном полу взад-вперед, охватив колени руками и причитая, вернее, завывая, — издавая жуткие первобытные звуки, от которых волосы становились дыбом.
Нечеловеческое зрелище.
Если бы это был фильм, кто-нибудь дал бы ей пощечину и привел в чувство, но я не отважилась.
Я опустилась на колени и обняла ее.
— Принесите воды, — услышала я приказ, который мой рот отдал мисс Фолторн. — И бренди. Скорее! У нее шок.
Мисс Фолторн начала было что-то говорить, но передумала и выплыла из комнаты.
Я стащила одеяло с кровати и набросила его на плечи Коллингсвуд.
Потом я накрыла труп и череп простыней, но сначала хорошенько рассмотрела скорбные останки.
Само небо предоставило мне эту возможность в отсутствие мисс Фолторн. Второго шанса у меня не будет.
Как я уже сказала, тело почернело и прокоптилось. Флаг, в который оно было завернуто, послужил чем-то вроде банановых листьев, которые используют для запекания рыбы уроженцы кое-каких отдаленных форпостов Империи (вроде Индии).
Череп был черен как ночь, безволос и лишен кожи. Сжатые кулаки были сложены под тем местом, где раньше находился подбородок, как будто Смерть застала свою жертву во сне. В одной ладони находилось что-то вроде потускневшего медальончика.
Я завернула его в носовой платок и сразу же припрятала в карман — пока не успела вернуться мисс Фолторн. Слава богам, надоумившим меня лечь спать одетой!
Одежда на трупе слишком пострадала и обгорела, чтобы ее можно было идентифицировать. Это могли быть равно и лохмотья нищенки, и наряд сказочной принцессы.
Смерть от запекания не слишком красива.
Или она погибла от чего-то другого? И в другом месте?
Мой мозг заработал, как фотоаппарат полицейского, мысленно и тщательно делая снимки: крупный план черепа, почерневшие зубы, ладони, ступни (босые, если не считать половинку обгоревшего шерстяного носка). |