Еще через минуту разговор продолжился.

– Стаська?

– Чего?

– А ты уверен, что нас поменяли местами?

– Сомневаешься? Эта, соседка кобра, еще и не такое могла сделать!

– Ну, тогда ладно! Только на один денек.

Утром, за столом Рюрик рассказал эту забавную историю.

– Как вы только их не путаете? – спросил он Степана.

– Я иногда путаю. Ольга как-то разбирается между ними.

Ольга рассмеялась.

– Стаська хитрый. Он заводила. Смотрите, идут вон, оба, Стаська впереди, а Васька чуток сзади. Натворит Стаська, а достается Ваське. Сколько уже раз бывало, что Васькин зад зря страдал. А так, они у меня хорошие ребята.

Степан с Рюриком уехали в город. Кругом были одни лечебницы, санатории, дома отдыха. Степан быстро нашел своего знакомого хирурга. Они постояли со Степаном в стороне, перекурили, а потом хирург пригласил с собой Рюрика.

– Рентгеновские снимки у тебя с собой?

– С собой!

– Ну, пошли, поглядим.

В кабинете Рюрик разделся. Знакомый брата долго жал пальцами живот, потом еще дольше рассматривал снимки.

– Где болит?

– Последние дни начало особо сильно прихватывать. Весь низ живота. Может мне какой-нибудь обезболивающий укол сделать, а не на операцию ложиться?

Хирург кинул снимки на стол.

– Если это так, как я предполагаю, то тебе парень крупно повезло. Был у нас в Афгане похожий случай. Тебе когда операцию аппендицита делали?

– В ночь, с тридцатого, на первое января.

– Похоже! Похоже!

Рюрику было безразлично, что с ним будут делать. День больше, день меньше. Какая разница. Знакомый брата ему заявил:

– У меня сейчас плановая операция, освобожусь после обеда. А сейчас, ляжешь в палату, сестра желудок тебе очистит. Готовься. Идите оформляйте документы. Я скажу. Полис у тебя с собой?

– С собой.

Степан и Рюрик написали по бумаге, что это их настоятельная просьба срочно лечь под нож.

– Раз надо, значит надо! Канцелярия! – развел рукам Степан. Через час Рюрик лежал в палате. Он вдруг вспомнил про письмо Арины. Она сказала, прочитаешь его, когда… Это когда, похоже наступило. Кто его знает, проснется ли он после операции.

Если ты разорвал конверт и держишь сейчас письмо в своих ласковых руках, значит, у нас с тобой осталось лишь несколько часов, чтобы навсегда попрощаться.

Мой ненаглядный, я постараюсь не огорчать тебя. В этой жизни нам было отведено не так уж много счастливых часов и дней, по пальцам их можно пересчитать, так пусть же эти тяжелые, последние наши минуты, останутся благодатными и такими же неповторимыми.

Привыкли мы с тобой удивлять друг друга поступками, не укладывающимися в обычную человеческую логику, и это письмо из их разряда.

Я все знаю про тебя мой любимый, абсолютно все. Все, вплоть до твоего последнего шага. Ты не захотел омрачить своей бедой наши последние дни. Горько сознаваться, что я подыграла тебе, но ты как никогда прав, наше прощание без рвущих душу слез оказалось намного человечнее. Я собрала последние силы в комок и казалась беззаботно-веселой и лишь немного печальной. Я сломлена была твоим недугом. Но клянусь тебе, я встану, и во имя нашей любви буду жить.

Все мы когда-нибудь уйдем из этой жизни. Уйдем без следа, превращаясь в тлен и глину. Никто еще не обманул природу. Я знаю, ты никуда не уезжаешь, а безнадежно болен. Но как же мужественно ты принял эту весть.

Я пишу тебе это письмо, а у самой в стесненной груди замирает тоска. Все эти дни, когда остаюсь одна, нос мокрый.