– Проверил? – спросила я его.
Он угрюмо ответил:
– Да.
Потом добавил:
– Я больше не буду никогда так шутить!
– Ты пошутил? Ты, правда пошутил? Скажи честно!
– Говорю же, пошутил!
От сердца отлегло. Но осталась непонятная, щемящая тревога. Я впервые почувствовала нависшую над нашей любовью опасность. Костер горит, если поддерживаешь его огонь. Я знаю, что ты боготворишь меня, а как мне дать знать тебе, что и я, твой живой, неповторимый образ ношу в сердце? Не стоять же мне перед этим домом на Тишинке, безмолвно дожидаясь тебя. Адрес-то я не знаю.
И тут как всегда меня выручил Лешка.»
– Что, – с тревогой спрашиваю, – случилось?
Он немного помариновал меня, и отвечает:
– Который день под нашими окнами стоит!
– Как стоит?
– А так. Люди по четвергам в баню ходят. А он приедет, и на твое крайнее окно смотрит. Как волк, ночью приходит, а теперь приезжает.
А помнишь, как у нас раньше с тобой было. Ты уйдешь в свой институт, а я каждый вечер стану у окна и жду тебя. Вот ты видно, по старой привычке и приходишь. Сердце щемит, а ничего не поделаешь.
Боже мой, как же я рада была. Теперь любой четверг я выгоняла его из дома. Хочешь иди в баню, хочешь с ребятами в бильярд поиграть, я бы его могла даже к Насте отпустить, если бы он захотел. Четверг, любимый, был мой день. А у Лешки выходной. Я становилась у окна, и до ночи простаивала. Ты видел меня?»
О, змий шестиголовый. О, исчадие ада. Где ее письмо?
О человеке остается лишь недолгая память. Плохая или хорошая, но память. Пусть говорят, что земной шар большой погост, а я считаю, коли ты есть, он – цветник. А наша память – самый красивый цветок.
Еще до того, как я встретилась с тобой, я выбрала дорогу, на которой человеческая жизнь, лишь постольку имеет смысл, поскольку ты будешь служить большому, светлому, чистому, коим является окружающий нас бесконечный мир; а предназначение маленькой женщины, если она хочет прикоснуться к вечному, есть продолжение рода, и великая любовь, к единственному, своему избраннику.
Я могу теперь не лукавить перед тобой, и со всей откровенностью сказать, что всю свою сознательную жизнь, осталась верна своей философии, а тебя мой дорогой, и единственно желанный мужчина, готова была съесть до последнего пупырышка.
И то, что я тебя не видела пятнадцать лет, эти годы не были вычеркнуты из нашей с тобой жизни. Я готовилась тебя увидеть, я каждый день готова была к встрече с тобой. Это были годы не только физического увядания, но и годы углубленного самосозерцания и самообразования.
Смейся, смейся мой любимый. Может быть у меня и появились две морщинки под глазами, но не более того.
Мой единственный, мой любимый, ой, прости, я начинаю разговаривать с тобою в прошедшем времени.
Пока ты был, ты существовал я шла, я поднималась в гору. Я хотела соответствовать тебе, я хотела сохранить себя и физически и нравственно, и выглядеть даже лучше чем раньше.
Ты заметил или нет, что у меня нет ни одной лишней жиринки, что я не смотрюсь на свои тридцать три года. Мне от силы дают двадцать пять, это при трех сыновьях. Я ведь как ты стала почти спартанкой. Сплю не на подушке, а на полене. Для шейных позвонков полезно. И не переспишь лишний часок. А бассейн, пробежка по утрам, гимнастика, у меня как у десантника в училище. Мой Лешка всегда поражается. Нас говорит, только на первом курсе в училище так гоняли. Так и то не все выдерживали, бросали учебу. Смеется. А чтобы добровольно? Что любовь с людьми делает! Ты, мать, – он меня так иногда называет, – у нас все рекорды бьешь!
Поэтому, мой любимый, я во всеоружии встретилась с тобою. |