Завидую ли Клавдии? Представь, нет! Как я ликовала, как нос задирала, как смотрела свысока на всех остальных женщин, в том числе и на твою Клавдию! По сравнению со мной, боготворимой, они были нищими. Но сейчас я не хочу просто подать ей милостыню, а хочу равной усадить за стол.

Пусть чужие руки не коснутся твоей женщины. Я не хочу, чтобы она тебя сравнивала с кем-то еще. Пусть ее лучше Лешка топчет. А мой Лешка всегда проиграет тебе. Ну не мазохистка ли я после этого?

Я ставлю себя рядом с нею, и вижу, что выгляжу бедной золушкой.

Можешь сжечь это письмо, а мои думы, что же, запретить мне думать никто не может, даже ты любимый.

Стихия моего чувства к тебе выносит меня в такую стремнину, из которой я боюсь не смогу и выбраться. Каждая женщина есть сосуд не только добродетелей, но и огромной мнительности, манерности, желаний, тщеславия. Ты был мой верховный жрец. Тебе я исповедуюсь. Давила я в себе эти чувства на корню и хотела исповедовать только одну религию, религию на двоих, религию любви.

Трудно говорить о предметах общеизвестных. Мои суждения могут показаться тебе скучными, не вызвать у тебя доверия.

А чтобы этого не случилось, тебе придется выслушать меня до конца. Да, я беру твою Клавдию, и Кирюшку под свою дальнейшую опеку. С Лешкой, считай, я договорилась. Он, во-первых, не может мне перечить изначально, а во вторых, я ему ничего плохого не предлагаю. С плохой женщиной ты бы не прожил пятнадцать лет.

По-моему Клавдия ему пришлась по сердцу своей трогательной покорностью. Это не я, которая на каждый чих имеет свое мнение, и только свое считает окончательным, не подлежащим обжалованию.

– Полный отпад! Я от нее тащуся! Такая женщина! Хоть сейчас из нее сок дави, и не напьешься! Однако пугливая кобылка. Цену себе еще не знает. Под одним седоком только и ходила. – заявил он один раз.

И вот можешь теперь представить, с таким отношением к женщине, ему приказано установить с нею контакт, свое седло примостить ей на спину.

Если ты был рядом с Клавдией сладкозвучным соловьем, то она Лешку никак не воспримет. Или не было у вас этого? Ну, не учить же мне его, как искать подходы к даме сердца. А он, по-моему, загорелся. Я его давно таким не видела. Вообще-то он немного хитрец, как и все те, кто имеет хоть каплю хохляцкой крови.

Я разрешаю ему. Пусть живет с нею, тем более ты мой дорогой, создал ей все условия. С обеспеченным жильем. А твою комнату на Тишинке она не продала. Вот пусть там с моим Лешкой и милуются. Это Лешка ей отсоветовал продавать. Надеюсь, немного времени у них уйдет, переделать ее из нашей комнаты, в комнату для них, всего лишь, снять мой портрет и поставить широкую кровать. Пусть живут, милуются, не завидуй им, и не ревнуй. До того пьедестала, на котором мы стоим, им никогда не дотянуться. Или я не права?

Как у твоей Клавдии на фотографии распирает лифчик, так, по-моему, сейчас их распирает страсть.

Познакомились они уже.

Он мне все докладывает. После того, как я приказала ему начать ухаживать за твоей Клавдией, он составил план. Ему это просто, он ведь оперативник.

У моего Лешки есть крутой мотоцикл, Харлей. Он говорит, что она шла домой, а он ее три дня преследовал, пока она согласилась с ним заговорить.

И еще скажу тебе, Клавдия очень похожа на меня. Не обессудь, если у тебя, кроме нас с Клавдией, когда-либо мимолетно была еще женщина, то я уверена на все сто процентов, что по складу характера, по формам, она была похожа на нас с Клавдией.

Я столько думала о тебе и о ней, что сейчас ни о чем другом писать не могу. Если переступила грань приличий, отложи письмо в сторону. Одно я знаю точно, мне выпало, на долю счастье, которое редко достается женщинам моего круга.

О, я святая и наивная простота. Я представляю, как сейчас посыпаю солью твою рану, как проворачиваю кинжал в твоем сердце, и ничего не могу с собой поделать.