– Я эмансипированная женщина! – заявила твоя Клавдия. – Два дня я думала, и решила, что, пожалуй, не смогу дать вам повода для недовольства. С моей стороны не будет никаких упреков, хотя вы злоупотребили моей доверчивостью и даже робостью. Я не буду возвращаться к своим обидам и готова со своей стороны предать все забвению. Мы обе несчастные женщины. Мне стыдно глядеть вам в глаза, как должно быть, и вам, мне. Отнюдь, я не намерена умалять свою благодарность за оказанную мне любезность, но ваше предложение, я оценила по достоинству. Вы ничего не выигрываете и не проигрываете. Мы восстановили статус-кво и даже сможем обменяться впечатлениями.

Записала ее округлые фразы я дословно. Но смысл и так, думаю, понятен. Или не очень?»

Читал Скударь дальше на одном дыхании.

Я хотела ее немного осадить и сказать, что впредь для любезностей, у них с Лешкой есть место на Тишинке, но не стала портить им медовый месяц. Может правда ничего не было? Все равно скоро она окунется в житейскую прозу, и тогда придется ей быть крепкой натурой, чтобы самостоятельно плыть по океану соблазнов, и в первую очередь тяжелых, житейских забот.

А она у тебя, несмотря на выспренний слог и желание казаться умной женщиной, обладает всего лишь одним неоспоримым достоинством, она необычайно обольстительна и аппетитна. Пришлось, сказать ей, что мы обе умные женщины, а женский ум не каждый мужчина оценит.

– Это вы, милочка верно заметили. У мужчин только одно на уме. – подбила она баланс нашему разговору. Она меня милочкой называет.

В этот раз мы не стали касаться скользких тем, как быть нам дальше. Мне было не этого. Она, твоя белорыбица, похоже, заглотнула крючок вместе с грузилом. Я могла свободно вздохнуть.

Надо было расходиться по разным сторонам. Я спешила к тебе и вдруг услышала сзади ее шепот.

– Может быть, ее подвезем?

Я и не знала, что у нее есть своя машина. Грех ей на тебя обижаться. Но чтобы соблюсти все приличия, Лешка сказал, что они, мол, заедут на станцию техобслуживания, и если я хочу, чтобы меня подбросили …

Я отказалась. В тот момент я только тебя хотела видеть. Талант у тебя влюблять в себя женщин. Знай, что после получения телеграммы, к тебе приеду я. Приеду попозже. Я хочу с тобой побыть одна. А Клавдию свою не суди. Она живой человек. У тебя не Клавдия есть, а я. Была, есть и буду!»

Пустынна, будет без тебя земля. Одиноко будет мне. Душа моя, обитель страха и печали, и плачет, и поет.

Любимый, ты уходишь, подарив мне тончайшее чувство любви. Как же я его боюсь расплескать, как благодарна тебе, любимый мой. Все мы гости в этом мире. Вот и подбит баланс недолгой жизни. Уходишь ты, уйду и я. Не родился еще тот борец, кто время положил на лопатки. Бороться с ним напрасный труд. Наши ночи отлетают, словно осенью птицы, скоро и последняя стая двинется к Югу. Ты тоже скажешь, пора…

Я не прощаюсь.

Жди меня, я приеду. Приду к тебе с букетиком цветов, и в память о нашей любви, скажу: здравствуй любимый, здравствуй мой единственный, мой дорогой. Букетик будет скромный, а дама, когда откинет вуаль, печальная. Ты хотел, чтобы я вуальку носила, приеду в вуальке. Пока жива я, верь мне, ты не будешь одинок. О господи, сейчас заплачу. Не могу больше.»

Прими мой горький поцелуй. Очарованный месяц утекает, скоро ничего не останется. Останется одна тоска небытия, а сердце превратится в камень. Ты скоро проснешься, я буду весела, а сейчас, позволь, я чувствую, как тихая тоска смертельной удавкой сжимает горло. Смертельная, глухая тоска. Почти все ночи я не сплю, глажу и глажу твои волосы. А утром вечность заглядывает к нам вместе с солнцем.