– Глупая! – Глаза точат солнечное масло. Глаза льют масло на меня, мажут меня теплым маслом – лоб мой, щеки, рот, подбородок. – Я сам себе приготовил! И тебе! Там – ничего такого! Помидорки! Яйца вареные! Огурчики! И хлеб! Мы ж есть захотим! Порыбалим – и проголодаемся!

– Что, жемчужину увидела?

– Хочешь, нырну?! Достану!

– По Муромской дорожке стояли три сосны!.. Со мной прощался ми-и-и-илый… до бу-у-удуще-ей весны…

– Он клялся и божился!.. одну меня-а-а любить…

– На дальней на сторо-о-онке… меня-а-а не по-о-озабыть…

– Однажды мне-е-е приснился… ужасный, страшный сон!.. Мой ми-и-иленький… жени-и-ился…

– Нару-у-ушил кля-а-атву он!..

– Гляди, Настя, вода-то – голубая… как камень дорогой… сапфир… в скани…

– Что такое – скань?..

– Украшение… на окладе иконы… проволока витая, серебряная, позолоченная… в нее самоцветы… мастерами всажены…

– Вот он… Телячий…

– А телята… где ж?..

– А… разбрелись… убрели в облака… во время… коровушками стали…

– А потом – черепами?.. костями?.. А у животных есть душа?..

– Даже у рыб… Настенька…

– Так что ж… мы их ловить-то… будем?.. Может… и не надо…

– А я… не всех буду ловить. Я… одну лишь рыбу поймать хочу…

– Какую?..

– Здесь, на Телячьем, есть… кроется он здесь… рыбаки старые говорили, да и весь Василь знает… живет стерляжий царь.

– Ха-ха! Ха-ха-хаха! – смеюсь, и опять он густо, вишнево краснеет весь. – Ха-ха-ха! Какие щас стерляжьи цари! Они давно уж умерли все… выловили их всех! Еще цари выловили, ха-ха-ха… отец Серафим!..

– Я сама!

– Где мы?

– Мы на острове. – И его голос сошел на нет. – Мы приплыли.

-         Гляньте, батюшка! – рукой показываю вдаль. – Отсюда церковь-то нашу как хорошо видно!

-         Да, – кивает, – да, отлично видно!

-         Да вы не на церковь смотрите. Да вы весь сегодня обгорите! И вы ничего на голову — от солнца — не взяли!

-         Солнце, – весело кричит он мне, приседая перед удилищем, в песок воткнутым, – это жизнь! Это — здоровье! Мы за зиму так по солнцу изголодались! Пей его! Ешь! Не бойся его! Оно-то, видишь, как радуется тебе! Пляшет в небесах!

– Как клюет, Настя…

– Отец Сера…

– «Паук» уплыл, – хрипло говорю я.

– Все уже случилось, – шепчет он, задыхаясь, смеясь.

– Я люблю тебя, – говорю я.

-         Добрый вечерочек, мать, – грит мине, да не мине, а куды-то в сторону. – Поисть чево у нас имецца?

-         Поисть? Да вон всяво наготовила, – и лапой машу на кастрюльки, на чугунки-крынки. – Щей наварила, мясных. На рынке вить седня была, в чатыря утра. Ить не пост щас, мясо-то разрешено. Жир прям янтарем плават в чугуне. Довольн