Неслись, как по ровной дороге, не обращая внимания на скатывающиеся из-под ног камни, словно забыв, что они на краю пропасти, — с ума посходили! Одно неловкое движение — и они упадут. Один неверный шаг — и вот они у его ног, окровавленные, разбившиеся насмерть.
Чуть дальше тропа таможенников, по которой бежали дети, резко обрывалась, но никто из них не собирался тормозить. Конечно же, они забыли!
Жакмор стиснул кулаки. Крикнуть — а вдруг сорвутся? Снизу он ясно видел место разрыва, незаметное детям.
Поздно. Ситроен первым ступил в пропасть. Кулаки Жакмора сжались так, что побелели костяшки, он испустил стон. Дети обернулись и увидели его. Один за другим они нырнули в пустоту, описали крутую дугу и приземлились рядом с Жакмором, весело стрекоча, как стрижи-сеголетки.
— Ты видел нас, да, дядя Жакмор? — спросил Ситроен. — Только никому не говори.
— Мы играли, как будто не умеем летать, — объяснил Ноэль.
— Так здорово, — сказал Жоэль. — Хочешь с нами?
И тут Жакмор наконец понял.
— Так это были вы в тот день, с птицами? — сказал он.
— Да, — сказал Ситроен. — Мы тебя видели. Но мы летели на скорость, поэтому не остановились. И потом, мы ведь никому не говорим, что летаем. Вот научимся как следует и сделаем маме сюрприз.
Маме сюрприз… А уж она вам какой сюрприз готовит. Но это все меняет.
Раз так — она не может. Надо, чтоб она знала… Как же их теперь запирать… Я должен что-то сделать. Должен… нельзя же допустить… у меня остался один день… я ведь еще не плыву в лодке по красной речке.
— Ну, идите, идите играйте, ребятки. А мне надо поговорить с мамой.
Они покружили над самой водой, гоняясь друг за дружкой, потом снова подлетели к Жакмору, немного проводили его и помогли перебраться через самые крутые места. Он одолел подъем единым духом и решительным шагом направился к дому.
28
— Ничего не понимаю, — удивилась Клемантина. — Как же так: вчера вы говорили, что это превосходная идея, а сегодня уверяете, что она никуда не годится.
— Я и сейчас считаю, что вы изобрели самое надежное укрытие для детей. Однако есть другая сторона дела, о которой вы не подумали, — сказал Жакмор.
— Какая же?
— Нужно ли им вообще укрытие?
Клемантина пожала плечами:
— Разумеется, нужно. Я целыми днями умираю от беспокойства, все думаю, как бы с ними чего не случилось.
— Употребление сослагательного наклонения, — заметил Жакмор, — чаще всего — свидетельство нашего бессилия… или наших амбиций.
— Бросьте вы свои дурацкие разглагольствования. Будьте хоть раз нормальным человеком.
— Послушайте меня, — настаивал Жакмор, — не делайте этого, очень вас прошу.
— Но почему? — допытывалась Клемантина. — Объясните почему?!
— Вы не поймете… — прошептал Жакмор.
Выдать их тайну он не посмел. Пусть хоть это им останется.
— По-моему, мне виднее, чем кому бы то ни было, что им нужно, а что нет.
— Нет. Им самим виднее.
— Ерунда, — отрезала Клемантина. — Они каждую минуту подвергаются опасности, как и любые другие дети.
— У них есть такие средства защиты, каких нет у вас.
— В конце концов, вы не любите их так, как люблю я, и не можете понять, что я чувствую.
Жакмор замялся.
— Это естественно, — сказал он наконец. |