Нет, он не мог оставить девушку одну посреди улицы незнакомого ей города. Он еще даже и не решил, что будет говорить в общежитии. Ведь в бумаге действительно значилась только его фамилия. Это Леонид убедил его взять от их института отношение в академию. Там говорилось, будто Олекса должен познакомиться с новыми методами яровизации морозоустойчивых культур в академии, а также обменяться опытом лабораторной работы. Олекса и в самом деле намеревался ознакомиться с этим методом, но так, для себя. Отношение подписали Леонид — секретарь комитета комсомола и председатель профкома. «Эта бумажка, — говорил ему Леонид, — будет тебе находкой. Ты читал в газете: в Киеве совещание начинается. Там теперь в гостинице места днем с огнем не сыщешь. Я бывал в Киеве, знаю».

Шли они асфальтом, потом мостовой, потом свернули на какую-то тропинку вдоль опушки леса. Со всех сторон их обступили темные кусты, перечертив своими взъерошенными тенями стежку под ногами. Пугливый холодок прокрался за плотно застегнутый воротничок блузочки Оксаны, защекотал по спине. Почему она так легко согласилась пойти с незнакомым человеком? Она пугливо оглянулась. Он, очевидно, заметил ее тревогу.

— Я по этой тропинке уже когда-то ходил. Со мной вы вообще ничего не бойтесь. Я служу в милиции.

— То вы клоун, то милиционер!

Они вышли к фонарям, и Оксана вздохнула с облегчением.

По просьбе Олексы дежурная вызвала из ленинской комнаты коменданта. Он быстро пробежал глазами бумажонку, — коменданта оторвали от телевизора, где как раз начался кинофильм. Еще раз взглянув на Олексу и Оксану, он достал карандаш. Приложив бумажонку к доске объявлений, придерживая ее двумя пальцами, написал наискось резолюцию.

Олекса и Оксана стояли рядом. У обоих вертелась одна и та же мысль, она проступала краской на щеках, но ни он, ни она не решались высказать ее вслух. Оба невольно втянули головы в плечи, съежились, как будто ждали приговора. Даже их чемоданы одинакового цвета и размера тоже, казалось, испуганно жались к ногам. Дежурная смотрела на Олексу и Оксану, улыбаясь глазами: «Молодехонькие какие!»

Когда, наконец, Олекса решился, комендант, уже прикрывая дверь ленинской комнаты, махнул рукой:

— Выдай им, Власовна, постели и прими по квитанции деньги.

Они спустились по лестнице вслед за дежурной. Олекса развернул бумажку — и чуть не уронил ее на пол. «Выдать тов. Скрипке с женой комнату в общежитии на время его ознакомления с новыми методами, указанными в отношении». И закорючка — подпись. Олекса протянул листочек Оксане. Она прочитала его, и щеки ее залило красное вино. «Что же делать? Сказать? Подведет Олексу. Он же без злого умысла. Видно, он преподаватель Минского сельскохозяйственного института. В отношении говорится, что приехал обменяться опытом».

Так они и пришли с дежурной на свой этаж, держа в руках концы одного узелка и не зная, как его развязать. Потянуть за веревочку или передать узелок другим?

— У нас сейчас четвертый курс выехал на практику, и во всем крыле — ни души, — пояснила Власовна, отпирая комнату. — Тут книжки студентов, кое-какие вещи, они вам не помешают. Вот ключ, а вон там, в конце коридора, — умывальник...

Только было Оксана отважилась, как ее перебил Олекса:

— Я хотел вас попросить... — Опустив глаза, он вертел в пальцах пуговицу. — Я приехал работать, придется сидеть по ночам, при свете. Где бы мне?..

Власовна развела руками.

— Да в ленинской комнате после двенадцати никого не бывает. Или там, напротив. Оттуда недавно двое аспирантов выехало. Только там, наверное, и стола нет...

— Это ничего, я на окне могу писать...

Власовна ушла. Таяли за дверью ее шаги, и комнату наполняла неловкая тишина. Олексе казалось, что она вот-вот запеленает их совсем.