– Я приготовила платье.

– У меня еще остались платья? – изумилась Римильда. Насколько она помнила свои скромные запасы, они уже были исчерпаны. Разве что совсем старые наряды остались храниться в сундуках – бережливая Калев выбрасывала вещи, только когда они приходили в полную негодность.

– Твоя матушка имела обширный гардероб. Пусть платья немного и залежались, но все еще красивые и дорогие. А за модой пускай гонятся вертихвостки при дворе принца.

Мода Римильду в данный момент не интересовала – хорошо, что есть во что переодеться.

– Ну, хоть что-то у меня еще осталось из родительского наследия.

– Не только платья, – напомнила Калев. – Драгоценности Марианн, графини Мобри, дочери графа Блекморана, все еще лежат в сундуке.

– Я даже не хочу думать о том, что их придется продать. Это… мама мне оставила. Я и так растратила все приданое, поддерживая Дауф. Деневульф, будь он…

– Не проклинай брата. Он молод и глуп.

– Зато я уже старая дева. Еще и без приданого.

– Ты бы все равно не бросила Дауф на произвол судьбы, – заметила Калев.

– Ты права. Но вот счастливее от того, что я выполняю свой долг надлежащим образом, я не становлюсь. И моложе тоже.

Римильде уже исполнилось двадцать пять. Какой мужчина захочет взять ее замуж? Да и не до замужества тут, выжить бы. Ах, Деневульф…

– Одевайся, – Калев не желала продолжать этот разговор. – Ужин остынет.

– И Филипп вскипит, – съязвила Римильда.

– Да пусть хоть сгорит…

– В адском пламени.

– Этого ему не избежать, не избежать.

– Добрая ты, нянюшка.

Калев пожала плечами и подала Римильде нижнее платье.

Алое сукно, подбитое мягчайшим хлопком, небольшой шлейф, узкие рукава. Римильда повернулась спиной к Калев, чтобы та могла зашнуровать лиф. Верхнее платье было розовое, расшитое алым шелком. Листья аканта, ядовитого плюща, свивались в сложный узор. Квадратный вырез верхнего платья оставлял открытым воротник нижнего, украшенный золотым шитьем в виде все тех же листьев аканта. Зеркала в комнате не было, Римильда давно его продала, так что пришлось положиться на слово Калев:

– Все в полном порядке. Ты красавица.

– Мне не нужно быть красавицей. Мне нужно быть умницей.

– Этого никому у тебя не отнять. И никаким платьем не испортить. Идем. Пора.

– Миледи… – оба арендатора склонились в глубоком поклоне.

Римильда гордо подняла подбородок:

– Я знаю о ваших бедах. И постараюсь помочь. Очень постараюсь.

– Миледи, вы всегда помогаете, но я боюсь, что…

– Что у меня нет денег?

Римильда старалась быть спокойной, однако гнев закипал неудержимо. Разве посмели бы эти крестьяне так говорить с Деневульфом? Да никогда в жизни! Да, она женщина. Да, у нее нет денег, но она – их хозяйка. Их госпожа!

– Простите нас, миледи… – Старик даже попятился, почувствовав ее гнев. Молодой крестьянин держался лучше, и Римильда произнесла, обращаясь преимущественно к нему:

– Я отремонтирую ваш дом. Я – леди Мобри, хозяйка Дауфа. Мое слово – дороже денег.

– Да пребудет с вами Господь, миледи, и все силы небесные!

Каллены не выглядели обнадеженными, однако жаловаться перестали.

– Завтра Фрил пришлет кого-нибудь, чтобы решить вопрос.

Каллены раскланялись и поспешно удалились. Придется починить их дом во что бы то ни стало. Каллены – свободные арендаторы, они имеют влияние на остальных таких же, которых в графстве Мобри больше, чем сервов.