Филипп и не подозревал, какая буря бушует в его душе, пока не заехал по дороге домой в Рим и не явился на аудиенцию к папе.

Оправдывая свое бегство из Палестины, Филипп неожиданно разразился таким потоком обвинений в адрес Ричарда, что папа Селестин опешил.

— Святой отец, — воскликнул Филипп, — я вынужден был уехать из Палестины. Иначе меня ждала верная смерть. Я страдал лихорадкой, у меня выпадали волосы и сходили ногти на руках. Я метался в бреду и не только не мог вести солдат в бой, а, наоборот, стал для них тяжкой обузой.

— Но насколько я слышал, сын мой, — сурово сказал папа, — король Английский тоже был серьезно болен.

— О, это совсем другое дело! Его болезнь не так опасна, как моя.

Селестин не стал с ним спорить, а сухо поинтересовался:

— И ты решил вернуться, чтобы успокоить своих придворных?

— Чтобы выполнить свой долг перед государством. Мой сын — еще дитя. Если бы я умер, в королевстве вспыхнула бы война.

— У короля Английского вообще нет наследника.

Сравнение с Ричардом вывело Филиппа из себя. Нигде от него нет спасения! Неужели призрак этого человека будет преследовать его до конца дней?

— Да я из-за него и уехал! — не выдержав, вскричал Филипп. — Своим высокомерием он вызвал раздоры в армии. Леопольд Австрийский теперь точит на меня зуб. И герцог Бургундский тоже! Даже рядовые солдаты возмущались безрассудством и дерзкими выходками английского короля. А его суровость была просто неслыханной!

Филипп поймал взгляд Селестина и осекся. В глазах папы сквозило искреннее изумление.

— Я вынужден был вернуться, потому что поклялся оберегать свое королевство, — смущенно пробормотал Филипп.

— Не будем забывать, — строго произнес папа, — что именно благодаря безрассудству английского короля Аккра оказалась в руках христиан, и мы все-таки пусть ненамного, но приблизились к святому граду.

Филипп молча склонил голову. Он был рад, когда аудиенция закончилась, ибо понимал, что не понравился папе. Похоже, проклятый Ричард всех успел заворожить! Остаток пути Филипп провел в мрачных размышлениях.

Но, подъезжая к Парижу, решил, что оправдываться ему нечего. Министры явно одобряли его возвращение; кое-кто даже прямо говорил, что отсутствие английского короля можно будет использовать в интересах Франции…

В Париже Филиппу оказали очень теплый прием. Хотя и не такой, какой ждал бы его, вернись он с победой. Да… не удалось ему стать покорителем Иерусалима, не удалось вернуть город христианам. Ладно, придется довольствоваться славой покорителя Аккры, хотя… львиная доля в этой победе принадлежит опять-таки Ричарду.

Кардинал Шампанский, правивший государством в отсутствие Филиппа, поспешил одобрить возвращение короля.

— Вы явили свою набожность всему свету, ваше величество, а теперь пора заняться Францией, — сказал кардинал.

И намекнул, что некоторые честолюбцы пытались оказать влияние на маленького Людовика и дорваться до власти.

Но Филипп все равно начал оправдываться.

— Я лежал при смерти, — патетично воскликнул он. — А доверять Ричарду не приходилось.

И тут же устыдился своих слов. Вот уж в чем Ричарда нельзя было упрекнуть, так это в коварстве. Он мог быть надменным, безрассудным, жестоким… но никогда никого не предавал. Многие, в том числе и сам Филипп, порой даже подшучивали над его простодушием.

— Да, вы оказались в сложном положении, — согласился кардинал. — Пока Нормандия остается в руках у англичан, французские короли не могут по-настоящему доверять английским.

— Тем более что Ричард подстроил убийство Монферрата, надеясь посадить на палестинский трон Ги де Лузиньяна, а потом свалил вину на Старика-Горца.