Ваш – наш – отец подарил его ей.
– Оно, собственно, ничего не означает. – Рэн положил кольцо на край стола, но гостья не взяла его.
– Быть может, это больше убедит вас? – Рэчел вручила ему маленький пакет. С неожиданной для него самого поспешностью Рэн развязал тесьму и увидел стопку писем. Узнав почерк отца, он выбрал одно из них. Отец признавался в одиночестве и в страстной любви к той, кого называл Розой, и к их будущему ребенку.
Охваченный гневом, Рэн отвернулся от Рэчел. О, как бы он хотел избавить себя от удовольствия лицезреть сестрицу. Но его воспитывали как джентльмена, а Рэчел Ортис как-никак его сестра, хотя полной уверенности в этом он не испытывал. Да, ему следует вести себя, как настоящему Монтгомери. Но этот визит переполнил чашу его терпения.
– Итак, что тебе нужно от меня, сестра? – спросил Рэн, присев на край стола и скрестив на груди руки.
– Я совершенно одна… – начала она слабым голосом. – Мне негде жить, я не могу даже мечтать о замужестве…
– Ты девственница? – прервал он ее. Рэчел вскинула голову и залилась румянцем.
Возмущение гостьи не произвело на Рэна ни малейшего впечатления.
– Насколько я понимаю, ты просишь у меня помощи, верно?
Она кивнула.
– Тогда я должен кое-что знать о тебе. – Рэн опустился в кресло. – Хотя не уверен, что мне следует помогать тебе.
Рэчел взглянула на Рэна с неожиданной твердостью.
– Ты суровый человек, Рэнсом Монтгомери. И на редкость бессердечный.
– Не стану убеждать тебя в обратном, сестрица. – Он равнодушно пожал плечами. – Вот уж не предвидел твоего появления.
Рэчел, обескураженная его насмешливым тоном, опустила глаза. В душе Рэна проснулась жалость. Он упрекнул себя за грубость и оскорбительные намеки. Что ж, Рэчел вполне вписалась бы в английское общество. Воспитанная в монастыре, она была целомудренна и могла бы составить счастье какого-нибудь молодого человека. Ее сомнительное происхождение, вероятно, никого особенно не смутило бы. В конце концов, Рэчел ведь тоже Монтгомери. Рэн едва не расхохотался от нелепости ситуации, но вовремя взял себя в руки. Собственное происхождение постоянно терзало его, а тут еще так некстати очередное доказательство бурной жизни отца.
Рэчел молча наблюдала, как он зажег свечу и начал что-то быстро писать на клочке бумаги.
– Будь готова через три часа. Мы отплываем в четыре утра, с началом отлива. Я пошлю за твоим багажом. Через десять часов наш корабль встретится с другим, и ты на него пересядешь.
– Могу ли я спросить, куда ты собираешься меня переправить? – В голосе Рэчел прозвучала обида. Он взглянул на сестру, сложил письмо, растопил на свече сургуч и запечатал послание.
– В мой дом, Рэчел, – ответил Рэн. – Там никто тебя не обидит. – В его голосе не было мягкости и сочувствия, он говорил как человек, привыкший повелевать и не терпящий неповиновения. Рэн подошел к двери и позвал Дахрейна.
– Дахрейн, это мисс Ортис, моя… сестра. – Рэн словно не замечал недоумения юнги. – Проследи за тем, чтобы она хорошо устроилась в свободной каюте, и вели Кастильо охранять ее. – Он холодно взглянул на гостью. – Ты не должна появляться на палубе и прошу тебя подчиняться мне, понятно?
Он не собирался объяснять сестре, что женщина в этой стране, а уж тем более на корабле, всегда доставляет одни неприятности. Ему не хотелось говорить и о том, что ее присутствие на борту едва ли понравится команде. «Стоит только Кастильо взглянуть на нее своим единственным глазом, – подумал Рэн, – как Рэчел сама запрется в своей каюте». |