Совет же решил, что посланному с неба ребенку, которому вы только земные родители, следует воздать все ему подобающее.
Вечером того же дня сеньор и я присутствовали на каком то пиршестве у одного из знатных сановников. Возвращаясь с ним несколько раньше, чем предполагалось, я услышал в той комнате, где помещались мать с ребенком, странный шум. Бросившись туда, я увидел двух крепко сцепившихся женщин, в которых узнал Майю и Нагуа. У последней в руке был нож. Я быстро схватил эту руку, и потом Майя освободилась от страшных объятий. Но Нагуа удалось вырваться, и она собиралась убежать из комнаты, однако на пороге ее схватил сеньор.
– Что случилось? – спросил он Майю. – Зачем сюда пришла эта женщина?
– Не знаю. Я собиралась ложиться, когда в угловом зеркале увидела Нагуа, стоявшую на пороге с ножом в руке. Она осторожно вошла в комнату, я бросилась на нее, но она была сильнее, и не приди Игнасио, она убила бы нашего сына!
– Правда? – спросил сеньор.
– Да, это так, белый человек, – ответила Нагуа.
– Зачем ты хотела крови невинного?
– Потому что из за него мой собственный сын терял свои права. Я узнала о том, что готовится завтра!
– Мы здесь не при чем, – продолжал сеньор. – Если Тикаля низложат, то виной тому его пороки и преступления…
– А вас посадят на его место ради ваших добродетелей! – перебила его Нагуа. – Я знаю, откуда взялось пророчество, мне отец рассказал об этом перед смертью, у меня есть доказательства, и я донесу на вас на совете, и с вашим сыном неба поступят, как с собакой!
– Послушай, – спокойно обратилась Майя к своему мужу, – чтобы спасти нашего ребенка, надо лишить эту женщину возможности говорить.
Нагуа собиралась кричать и звать на помощь, но сеньор, замахнувшись на нее ножом, сказал:
– Молчи, если жизнь дорога!.. Игнасио, закрой дверь, нам надо посоветоваться…
– Нам предстоит или убить эту женщину, – продолжал сеньор, когда я исполнил его просьбу, – или бежать из города.
– Бежать невозможно, – сказала Майя, – даже если нам удастся переплыть через озеро, то в горах нас схватят и убьют.
– Значит, Нагуа должна умереть, – произнес сеньор.
– А если она даст клятву хранить молчание? – спросил я.
– Вы не понимаете, как она ненавидит меня! – горячо возражала мне Майя. – Она ни перед чем не остановится, никакие клятвы ее не испугают!
– Остается только ее убить, – произнес сеньор, – и я это сделаю. Потом скажу, что сделал это в пылу горячности – что и могло произойти, если бы у меня под рукой оказался нож, когда я задержал ее.
Он подошел к Нагуа, которую мы связали и положили в дальнем углу комнаты. Сеньор склонился над ней, и в руке у него блеснул нож. Гробовое молчание нарушила Майя, прерывающимся от волнения голосом спросившая:
– Готово?
– Нет, я не могу!
– Нельзя же брать ее с собой!
– Но можно оставить здесь связанной. Мы будем уже далеко, когда ее найдут.
Через два часа по уснувшему городу молча шли три фигуры, завернувшиеся в темные плащи. Я много времени уделял рыбалке и имел свою собственную лодку. Иногда меня сопровождал сеньор или кто либо из слуг. Поэтому мой отъезд никому не мог показаться странным. Нас никто и не видел, кроме дежурной стражи. Вода в озере стояла высоко – день наивысшего подъема был близок. Отчалив от городской стены, мы подняли паруса, пользуясь попутным ветром, и быстро летели на легком челне к материку. Еще до рассвета мы достигли берега и, спрятав лодку в камышах, пошли пешком, делая крюк, чтобы миновать деревню. Около полудня мы сделали короткий привал и потом двинулись дальше. Майя мужественно переносила усталость. Ребенка несли поочередно сеньор и я. |