|
Кроме вас, я никому на свете не верю и никого не уважаю. Вам я желаю рассказать всю свою жизнь: как жил, что делал, и все свои помышления, и спросить у вас совета, каким манером и для чего мне существовать на этом свете и влачиться па земле. Это разговор не минутный, тут мало часа полтора или два потребуется. Видеться мне с вами негде, к себе в комнату я вас приглашать не смею; по этому самому пожалуйте завтра вниз, в контору, в десять часов вечера. Потап Потапыч, по обыкновению, в эти часы находятся в отъезжих полях, в доме все будет погружено в глубоком сне; значит, нам полная свобода.
Вера Филипповна. Да нет, что ты, какая свобода! Ты перестань глупости-то!… Ераст. Если в десять часов не придете, в одиннадцать – у вас в доме упокойник. Вера Филипповна. Ах, страсти! Да не говори, пожалуйста! Ераст. Придете? Вера Филипповна. Да уж нечего с тобой делать… что ж, видно, надо прийти. Ераст. Так я и ожидал, потому у вас душа особенная. Вот она, Москва-то река недалеко, нырнуть в нее – одна минута; но как вас увижу, совсем другие мысли У меня проясняются. Вера Филипповна. Нет, уж ты, пожалуйста, поберегай себя. Ераст. Теперь еще желаю я знать от вас: обиду вы прощаете? Вера Филипповна. Какова обида, миленький! Ераст. Ну, вот-с человек у вас украдет что или ограбит вас, ну, вред вам какой сделает… Так вы простите его или всю жизнь будете зло на него в душе иметь? Вера Филипповна. Нет, как можно! Пусть его бог судит, а я прощу. Ераст (горячо обнимает и целует ее). Вот вам и обида-с! Вера Филипповна. Ай! (Отбегает.) Ераст. Ну, казните! Вера Филипповна. Как же ты?… Зачем это? (Отирает слезы.) Ераст. Приказывайте, что мне над собой делать! Вера Филипповна тихо плачет. Уж теперь самому-то в омут броситься будет мало для меня, а утопить меня надо с камнем за мое невежество. Молчание. Вера Филипповна (взглянув на Ераста). Неужели ты домой, этакую даль, пешком пойдешь? Поедем, и подвезу. Молчание. Ераст. Да-с… уж лучше б меня казнили… Заместо всего… такие слова… да это… разве от ангела дождаться. Вера Филипповна. Ну, что ж… ты не подумавши… А вот подумаешь, так увидишь, как это тяжело и больно для меня. Ераст. И сейчас понимаю: тяжело и больно для вас, а с моей стороны даже довольно низко… И никогда вперед не посмею и подумать-с… Только, я полагаю… все-таки в этом никакой обиды нет для вас. Вера Филипповна (улыбаясь). Да, пожалуй. Очень, очень дурно ты сделал, и никак я не могла от тебя ожидать… а коли правду сказать… если ты каешься да говоришь, что вперед не будешь… так… само собой… какая ж тут обида! Простить тебя очень можно. Поедем, Ераст! Уходят.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Каркунов. Халымов. Вера Филипповна. Константин. Ольга. Ераст. Огуревна. Комната со сводом в нижнем этаже дома Каркунова. На правой стороне (от актеров) дверь в комнату Ераста, на левой – в коридор; поперек комнаты дубовый прилавок, за ним две конторки с табуретами; на стене часы. Кипы товаров в суровых парусинных сорочках сложены у прилавка. В глубине два окна.
Ераст за конторкой, на конторке свеча. Ераст. А похоже, что Константин правду сказал: хозяин ходит сердитый, на свет не глядит; все ворчит: «Надо прикончить фабрику, выгоды никакой нет…» Дело не хвали! Пойдешь по Москве шляться, мостовую гранить. Денег на черный день не припасено… Да как их и припасешь на таком жалованье? Как прогуляешь месяца три-четыре, а то и все полгода без места, вот и узнаешь, где раки-то зимуют. |
