Она заметила, что он тоже узнал ее, оборвал беседу с леди Тэмплин и лишь с трудом заставил себя продолжить ее. Все пошли к столу, и Кэтрин обнаружила, что он сел рядом с ней. Живо улыбаясь, он обратился к ней:
— Я так и знал, что скоро опять встречу вас, но уж никак не думал, что именно здесь. Раз в «Савое», раз у Кука — Бог любит троицу! И не говорите мне, что вы не можете меня вспомнить — я требую, признайте, что заметили меня.
— О, конечно, — согласилась Кэтрин, — только вы ошибаетесь — это не третий раз, а четвертый: я видела вас в «Голубом поезде».
— В «Голубом поезде»! — в его лице произошла какая-то перемена, и Кэтрин даже не поняла, что случилось. Впечатление было такое, будто он на всем скаку налетел на стену. Потом он беспечно сказал:
— О чем это сегодня всюду болтают? Кто-то умер?
— Да, — медленно ответила Кэтрин, — умер, умерла.
— Не следует умирать в поездах, — небрежно заметил Дерек, — это вызывает кучу полицейских и международных осложнений и, кроме того, дает возможность железнодорожным компаниям оправдывать свои опоздания.
— Мистер Кеттеринг? — какая-то полная американка наклонилась через стол и с непринужденностью, свойственной гражданам ее страны, заговорила с Дереком. — Мистер Кеттеринг, вы меня, наверное, не помните, но я всегда…
Дерек тоже наклонился и повел с ней беседу, а Кэтрин застыла в изумлении.
Кеттеринг! Ну конечно, фамилия несчастной дамы — теперь она вспомнила. Но какое странное, двусмысленное положение: рядом сидит человек, которого она видела прошлой ночью входившим в купе жены, который оставил ее живой и здоровой, а теперь сидел за ужином, не подозревая о ее судьбе. В этом она не сомневалась — он не знал.
Подошел слуга, склонился в поклоне и подал Дереку письмо, что-то тихо сказав ему на ухо. Извинившись перед леди Тэмплин, Дерек вскрыл конверт, по мере чтения его лицо приобретало все более удивленное выражение. Закончив читать, он обратился к хозяйке:
— Весьма странно. Боюсь, Розали, придется покинуть вас — меня немедленно хочет видеть префект полиции. Ума не приложу, зачем.
— Вскрылись прошлые грехи, — пошутила Ленокс.
— Наверное, — сказал Дерек. — Скорее всего, какая-нибудь идиотская чушь, но придется сходить в префектуру. Но как он посмел поднять меня из-за стола? Чтобы оправдаться, ему придется выдумать что-нибудь жуткое, — он засмеялся, встал из-за стола и откланялся.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ВАН АДДЕН ПОЛУЧАЕТ ТЕЛЕГРАММУ
В полдень пятнадцатого февраля Лондон был погружен в густой серый туман. Руфус Ван Алден сидел в своем номере в отеле «Савой», пытаясь компенсировать непогоду усердной работой. Кнайтон был перегружен. В последнее время ему с трудом удавалось заставить своего патрона заниматься текущими делами: едва он осмеливался изложить какое-нибудь срочное важное дело, Ван Алден обрывал его. Но теперь, казалось, Ван Алден окунулся в работу с удвоенной энергией, и его секретарю пришлось показать все, на что он был способен, но он умел делать это так тактично, что Ван Алден даже ничего не замечал.
И все-таки, посреди напряженной работы, Ван Алдена что-то смутило: какое-то случайное замечание, брошенное Кнайтоном, на которое Ван Алден сразу даже не обратил внимания. Но факт засел в подсознании, раздражал и тревожил Ван Алдена, так что он, наконец, не выдержал. Кнайтон в этот момент толковал о чем-то в своей обычной деловой манере, но Ван Алден не слушал его, хотя время от времени и кивал головой. Кнайтон закончил, и когда он взялся за какой-то другой документ, Ван Алден сказал:
— Будьте добры, Кнайтон, расскажите-ка мне еще раз. |