— Если ему можно верить.

Котов покивал: он-то никому (может, и мне?) особенно не доверяет.

— И режиссер там у них утонул…

— Кто?.. А, я в курсе. Несчастный случай.

— Случаи какие-то вокруг нее… Ладно, речь не об этом. Вот основные моменты, которые я за эти дни выяснил. Если вы позволите…

— Сделайте одолжение, Максим Николаевич.

— В марте Вертоградская познакомилась с Семой. Они переспали, и уступил девочку мне.

— Что, разочарован был?

— Напротив — слишком очарован… но женат, трусоват… В общем, в чувственном восторге он ляпнул про подарок: золотой браслет змейка. 9 мая — у меня праздновали — Вера потребовала обещанное. Их разговор слышала жена Колпакова Неля и в ту же ночь погибла.

— Знаю. Автомобильная катастрофа. Однако мотивчик у Колпакова серьезный.

— Тут все серьезно. Ювелир заказал мне памятник на могилу жены, который был готов 3 июня.

— И тогда же забрал его?

— Нет. Приехал посмотреть. Их фирменный грузовик отремонтировали только к 10-му. Как я понимаю, заказ его удовлетворил, он подарил мне бочонок коньяку.

— Бочонок? — переспросил Котов. — Богатый, шельма.

— В разгар нашего с ним общения является Вертоградская.

— Да, Колпаков сообщил, что появление ее было неожиданным и для него, и для вас.

— А он не сообщил, что, по всей видимости, она приехала за изумрудным кулоном?

— Вы говорили: золотая змейка.

— То была его плата, моя — изумруд.

— Дорогая девочка.

— Весьма. Но я еще не починил застежку, которую разорвал 9 мая.

— По какой причине?

— Наверное обиделся, что она продемонстрировала моим друзьям неготовую вещь… И другая смутная догадка мелькает. Доктор остался у меня ночевать — перебрал, по его словам, — не пыталась ли Вера и на нем испытать чары, а я не стерпел.

— Ваша «тройка» прямо-таки повязана круговой порукой. Что еще вы выяснили насчет 3 июня?

— Много чего. Семен с Верой ушли вместе, он утверждает, она уехала в Каширу. Я же, — я усмехнулся, — влюбился в Надежду Голицыну и объяснился с нею.

— В тот же день?

— Да, 3 июня.

— Вот уж действительно… богема. Извините, — Федор Платонович задумался. — Кое-что слышал.

— Что? Что именно?

— Накануне нападения на вас… да, 9-го, я ждал Олю на улице. Она переодевалась в гости идти. Стоял против вашего дома, ничего не видел — темно — но слышал голоса, ее и ваш. Такие, знаете, возбужденные, радостные, смех…

— О чем говорили?

— Вы — что-то вроде: «Пойдем к тебе, хочу посмотреть твою комнату, как ты живешь…» Она: «Пойдем, я рада…»

— И мы пошли к Голицыным?

— Не видел. Должно быть, через штакетник перемахнули. Вы давно с ней знакомы?

— Пять лет.

— Ну, это срок. Бывает. — Он улыбнулся с иронией. — Как пишут в романах: чувства дремали в душе.

— Черт меня знает, что во мне дремало! Такую хорошую девушку в такой кошмар втянул. Ладно. Всю неделю до 10-го я работал над подарком ей — скульптурная группа «Надежда».

— Которая у них в саду?

— Ага.

— По некоторым намекам я понял, что пострел везде поспел.

— Такая распущенность, извините, нередко влечет нехорошие последствия.