Изменить размер шрифта - +
 — «Гибель богов»? Зачем?

Мы были настолько взволнованы, что я позабыл про Вагнера, и она не сразу восприняла приглушенную поступь трагедии.

— Я пытался восстановить ту сцену и вспомнить…

— Ну и?..

— Сквозь музыку в одном месте мне будто послышался стук в дверь, — осторожно говорил я и сдержанно, подбирая слова, не доверяя теперь даже ей… или брату! В общем, они оказались более замешанными, чем мне хотелось бы.

— Стук?.. Странно.

— Я, возможно, не расслышал из-за Вагнера звонок, — я помолчал. — Надя, у тебя ведь не было ключа?

— Нет. Без четверти одиннадцать дверь была незаперта.

— Непонятно…

— Это понятно, — перебила Надя. — Я же говорила: у тебя предохранитель не всегда срабатывает. А он не знал или забыл в волнении. Хлопнул дверью и побежал…

— «Прятать узел», — продолжил я про себя. — Абсурд!.. Если «он» — не Надя или ее брат.

— Куда побежал?

Она в изнеможении пожала плечами, подняв лицо к потолку. Строгие «античные» черты, не возбуждающие во мне чувственного влечения.

— Надя, куда побежал? — повторил я настойчиво.

— Ну, на станцию или в лес.

— С трупом?

После паузы она сказала, страдальчески морщась:

— Я любила Вагнера, особенно «Кольцо Нибелунга». А теперь он вызывает ужас. Ты лежал весь в крови, а они пели так страшно, торжествующе, и так пахло восточным ароматом… Я распахнула окно, выбежала, а статуи внизу уже нет!

— Ты вся побледнела, милая. Пойдем на веранду.

Она села на ступеньку, все так же подняв лицо, вслушиваясь: и меня поразило, что в огромных голубых глазах отразилось высокое облако.

— Смотри, Надя, сорока-воровка летает.

— Птицы любят наш дуб, поют на заре.

— А ты знаешь, что в нем есть дупло?

— А ты откуда знаешь?

— Увидел из окна мастерской.

— Помню, мы в детстве играли: Андрюша мне на потеху забрасывал туда маленький мячик.

— Может, мне слазить посмотреть?

— Зачем?

— Не остался ли мячик?

— Как ты странно шутишь.

— У тебя было счастливое детство?

— Наверное. Я ведь другого не знаю. Когда папа умер, я по дому ночью ходила, а потом не помнила…

— Надюш, — поспешно перебил я, — пойдем к тебе кофейку попьем?

— Ты хочешь? Правда?

— Хочу посмотреть, как ты живешь.

— Ой, как интересно! Ты мне то же самое говорил, слово в слово.

— Когда?

— 9 июня, накануне… Я вечером пришла к тебе, а ты пройтись собрался, обдумать новый замысел. Мы вышли на крыльцо, ты и говоришь: хочу посмотреть…

— А, это когда Федор Платонович слышал.

— Кто такой?.. Ах да, следователь. Знаешь, Макс, — заявила она вдруг после паузы, — он опасный человек, по-моему, я ему не доверяю.

— В каком плане?

— Просто боюсь.

— Но ведь ты ни в чем не виновата, милая (она не отвечала, задумавшись). Так мы кофе тогда попили?

— Да, я сварила. И ты место для «Надежды» выбрал. Пошли! — она встала, облако исчезло из глаз, взяла меня за руку. — Как тогда — через изгородь?

Надя перепрыгнула, не коснувшись штакетника, легко и изящно, как козочка.

Быстрый переход