— О, пожалуйста! — Оливия пришла в ужас. — Я не хочу стать причиной семейных раздоров. То, о чем вы упомянули, не имеет значения, поверьте, — слабо возразила она.

— Еще как имеет! — резко бросил Никколо. Потом он продолжил более мягким тоном: — Вам нечего стыдиться. Франко, видимо, очень любил вас, и вы бы поженились, как только он получил бы развод. Именно так он поступил бы, я знаю... знал своего сына. — Голос подвел его, и у Оливии сердце защемило от сочувствия и одновременно восхищения силой характера старого синьора. — Я знаю, он не испытывал горячих чувств к своей жене, да и София не была влюблена в него. Это было известно практически всем. Их брак оказался неудачным с самого начала. Но что можно сделать в таком случае? Или сказать? Нельзя прожить жизнь детей за них самих. Остается только дать им возможность совершать ошибки и надеяться на то, что они будут учиться на них.

Оливия судорожно сглотнула слюну. Это ужасно, подобно Марине, Никколо считал ее связь с Франко основанной на большой любви. Они и представить себе не могут, что Франко лгал ей на каждом шагу, обманывал самым жестоким образом. К сожалению, она не может развеять их иллюзии, а это означает, что ее пребывание здесь основано на лжи.

Оливия с облегчением вздохнула при виде сиделки, которая подошла к ним и немедленно укатила своего подопечного, осыпая его градом упреков на итальянском языке. Эта сцена огорчила Оливию — получалось, что она втравила Никколо в большие неприятности. Я должна была хорошенько подумать, винила она себя, кусая губы, прежде, чем брать дело в свои руки в обычной для меня опрометчивой манере.

Находясь в крайнем смятении и считая, что не сможет спокойно смотреть, как Марина кормит и пеленает маленького Тедди, Оливия спустилась по ступенькам с террасы между двумя рядами вазонов, в которых росли благоухающие розы. В чистом голубом небе все жарче светило солнце, парк был погружен в тишину, если не считать звука ее шагов по узким, покрытым гравием дорожкам между симметричными клумбами. Она была здесь одна, и это обстоятельство помогло ей хоть немного успокоиться. Пьетро испарился, бедный Никколо водворен в свою темную комнату, а остальные, вероятно, уже готовятся к ланчу — пьют коктейли или что там делают богачи, чтобы убить время. Как бы там ни было, она не пойдет к ним, нет сил снова корчиться под их холодными презрительными взглядами. И есть о чем подумать в одиночестве. Добравшись до причудливого каменного фонтана, от которого лучами расходились узкие дорожки, Оливия подставила руку под падающую струю холодной воды, глубоко вдохнула и медленно выдохнула набранный в легкие воздух. И подпрыгнула от неожиданности, когда на ее плечо легла загорелая рука и холодный голос Пьетро произнес:

— Мучаетесь под грузом своих грехов?

Его пальцы сильнее сжали ее плечо, когда он разворачивал Оливию лицом к себе. Она чуть не задохнулась от возмущения и не нашлась с ответом. В солнечном свете в его темных глазах засверкали гипнотизирующие серебристые искры, от которых она была не в силах отвести взгляд.

С трудом проглотив ком в горле и проведя языком по пересохшим губам, Оливия попыталась скрыть вызванное им странное волнение дежурной репликой:

— Вы напугали меня.

— Я это понял. Нечистая совесть? — невозмутимо спросил Пьетро и добавил холодным голосом, от которого у нее начала покалывать и жечь вся кожа: — Я только что переговорил с отцом и выслушал кучу жалоб от его сиделки.