Гонги, которыми время отбивают. Нет, бессмыслица.
– Если бы ты не принадлежал другой, мне, того гляди, и пришла бы в голову мысль поцеловать такого смышленого молодого человека, – промурлыкала она очень даже нежным тоном. – У тебя такая хорошенькая попка.
Мэт резко выпрямился, но не обернулся. Лицо загорелось от гнева, но она-то наверняка решит, что он смутился. Мэту удавалось забыть, какую одежду он носит, пока кто-нибудь не напоминал ему об этом. В тавернах уже раза три случались инциденты. Когда Мэт лежал пластом, с ногой в лубках, с перетянутыми ребрами, забинтованный чуть ли не с головы до пят, Тайлин припрятала всю его одежду. Куда ее засунули, он так и не нашел, но твердо был уверен, что одежду спрятали, а не сожгли. В конце концов, не собирается же она держать его при себе вечно. Из своего у Мэта остались лишь шляпа да повязанный на шее черный шелковый шарф. И, конечно, серебряный медальон в виде лисьей головы, что висел под рубашкой на кожаном шнурке. И еще его ножи; без них он и вправду чувствовал бы себя потерянным. Когда Мэт наконец умудрился выползти из той проклятой постели, проклятая женщина выдала ему новую одежду, а потом еще сидела и смотрела, как проклятые швеи обмеряют его и подгоняют обновки! Если не следить за ними, пышные белые кружева почти полностью закрывали кисти рук, а те, что на воротнике, ниспадали чуть ли не до пояса. Тайлин нравились мужчины, одетые в кружева. Плащ был ярко-алого цвета, такого же оттенка, что и узкие облегающие штаны, и по краю вышит золотыми завитушками, белыми розами и прочими такими же треклятыми штуками. Не говоря уже о белом овале на левом плече с эмблемой Дома Митсобар – зелеными Мечом и Якорем. Ярко-синему цвету куртки позавидовал бы иной Лудильщик, к тому же она была щедро вышита на груди и по рукавам золотым узором под названием тайренский лабиринт. Мэт не любил вспоминать, через что ему пришлось пройти, чтобы убедить Тайлин отказаться от жемчужин, сапфиров и один Свет знает чего еще, чем ей непременно хотелось украсить его куртку. К тому же куртка была очень короткой. Неприлично короткой! Тайлин тоже говорила, что ей нравится его попка, и ее, казалось, вовсе не волновало, кто еще будет на нее пялиться!
Набросив на плечи плащ – он хоть что-то прикрывал, – Мэт сграбастал оставленный у двери дорожный посох длиной ему по плечо. Бедро и голень заныли, но ничего, ходьба разгонит боль.
– Ну, тогда увидимся дня через два-три, – сказал Мэт со всем достоинством, что сумел наскрести.
Алудра тихонько засмеялась. Но не так тихо, чтобы он не услышал. О Свет, иная женщина способна смехом сделать больше, чем портовый громила многоэтажным ругательством! И ведь знает, каким оружием владеет!
Прихрамывая, Мэт спустился по деревянным ступенькам фургона и с грохотом захлопнул за собой дверь. Дневное небо ничем не отличалось от того, каким оно было утром, – серое, затянутое мрачными облаками. Резкими порывами стегал ветер. В Алтаре не бывало настоящей зимы, но и такой вполне хватало. Снегопадов не было, но с моря налетали ледяные ливни и сильные грозы, а из-за сырости холод добирался до самых костей. Земля под ногами казалась влажной даже в сухую погоду. Мэт с хмурым, как погода, видом заковылял прочь от фургона.
Женщины! Правда, Алудра хорошенькая. И она знает, как делать фейерверки. А литейщик колоколов? Может, найти отгадку удастся быстрее, чем за два дня. Пока Алудра не начала за ним охотиться. Кажется, в последнее время немало женщин этим занялись. Неужели Тайлин что-то в нем изменила, и теперь женщины преследуют его, как и она сама? Нет. Что за чушь! Ветер дернул за плащ, раздул ткань за спиной, но Мэт слишком глубоко задумался, чтобы с ним бороться. Две проходившие мимо гибкие, стройные женщины – акробатки, решил Мэт, – хитро ему улыбнулись, и он улыбнулся в ответ и расшаркался. Нет, Тайлин его не изменила. Он остался таким же, каким был. |