– Уйти с тобой? – не веря своим ушам, произнесла Тайлин, отодвигаясь и поворачиваясь к нему лицом. Ее гордое лицо выражало презрение. – Голубок, мне не представить себя в роли твоей любимицы, и у меня и в мыслях нет становиться беженкой. Или оставить Алтару на произвол того, кого выберут на мое место Шончан. Я – королева Алтары, да поможет мне Свет, и сейчас я свою страну не брошу. Ты и в самом деле намерен освободить Айз Седай? Если хочешь, желаю удачи тебе и сестрам, но, по-моему, сладкий мой, это неплохой способ насадить свою голову на копье у ворот. Слишком миленькая у тебя головка, не хочется, чтобы ее отрубили и обмазали смолой.

Мэт попытался вновь обнять ее за плечи, но Тайлин отступила, пронзив юношу взглядом, от которого у него опустились руки. И Мэт сказал со всей настойчивостью, на какую только был способен:

– Тайлин, я всех заставил думать, что скоро уйду и что хочу сбежать до твоего возвращения. Поэтому Шончан будут знать, что ты не имеешь к этому никакого отношения, но...

– Я вернулась и застала тебя врасплох, – решительно перебила его Тайлин, – и ты связал меня и засунул под кровать. Когда меня найдут утром, я буду сердита на тебя. В ярости! – Она улыбнулась, но глаза ее сверкнули огнем той самой ярости, несмотря на все, что она говорила до того о лисах и о том, что отпустит его на все четыре стороны. – И я объявлю награду за твою поимку и скажу Туон, что продам тебя ей, если у нее еще есть желание купить. В своем гневе я буду безупречной Верховной Леди. Они мне поверят, утеночек. Я уже говорила Сюрот, что собираюсь обрить голову.

Мэт слабо улыбнулся. Он-то ей верил. Если его поймают, она на самом деле его продаст. «Женщины – это погруженный в ночной мрак лабиринт в зарослях шиповника» – гласит старое присловье, и даже им самим неизвестен путь по нему.

Тайлин самолично проследила за тем, как он ее связывал. Казалось, она даже гордилась этим. Пришлось связать ее полосами, отрезанными от ее юбок, – как будто она застала его врасплох, но он ее одолел. Узлы должны быть тугими, чтобы она не смогла освободиться. И когда узлы были затянуты, Тайлин не преминула проверить их на прочность, причем дергалась так энергично, будто и впрямь хотела вырваться. Может, так оно и было; когда у нее ничего не вышло, она, скривив рот, зло зарычала. Лодыжки и запястья пришлось связать вместе и закрепить узел на пояснице, на шею накинуть петлю, второй конец которой привязать к ножке кровати – чтобы она не смогла, как бы ни извивалась, выползти в коридор. И, разумеется, на помощь она тоже не должна была позвать. Когда Мэт бережно засунул в рот Тайлин ее шелковый платок и закрепил кляп другим платком, она улыбнулась, но глаза метали яростные молнии. Лабиринт в зарослях шиповника в ночном мраке.

– Я буду скучать по тебе, – тихо промолвил Мэт, запихивая Тайлин под кровать. К своему изумлению, он понял, что и в самом деле будет скучать. О Свет! Он торопливо схватил плащ, перчатки, копье и по пути потушил все лампы. Женщины способны завести мужчину в этот лабиринт так, что он и понять этого не успеет.

В коридорах было все так же пусто, в тишине слышались только его шаги, но, когда Мэт добрался до вестибюля перед конюшенным двором, пережитое было облегчение тут же его оставило.

Одинокий стоячий светильник по-прежнему бросал дрожащие тени на гобелены с неизменными цветами, но ни Джуилина с его подружкой, ни Эгинин с остальными тут не было. За то время, что Мэт разбирался с Тайлин, они должны были успеть собраться здесь и ждать его. За галереей с колоннами ничего не было видно – ливень укрыл все плотной черной завесой. Не зашли ли они в конюшню? Похоже, Эгинин меняет планы, как и когда ей угодно.

Ворча себе под нос, Мэт набросил плащ и собрался было шагнуть под проливной дождь, чтобы заглянуть в конюшню.