— Те-те-те! — воскликнул Жакмор, все больше раздражаясь. — Да ведь хотеть чего-либо означает быть прикованным к своему желанию.
— Вовсе нет, — отозвался Анжель. — Свобода — это желание, порожденное вашей волей. Впрочем... — и он умолк.
— Впрочем, вы просто мне голову морочите, и все, — сказал Жакмор. — Я подвергну психоанализу здешнюю публику и выужу их истинные желания, мотивы поступков, предрасположенности — в общем, все, а вы меня уже достали.
— Ну хорошо, — задумчиво предложил Анжель, — давайте поставим опыт. Попробуйте хотя бы на мгновение совершенно отказаться от мысли завладеть чужими желаниями. Попытайтесь, только по-честному.
— Идет, — ответил Жакмор.
Они остановились у обочины дороги. Психиатр закрыл глаза и, казалось, полностью расслабился. Анжель внимательно наблюдал за ним. И вдруг словно все краски сошли с лица Жакмора. Мало-помалу какая-то прозрачность стала заполнять открытые взору части его тела, руки, шею, лицо.
— Взгляните на свои пальцы, — прошептал Анжель.
Жакмор открыл глаза. Пальцев как бы не было. Сквозь прозрачную правую кисть он увидел лежащий на земле черный камушек. Но как только он окончательно пришел в себя, прозрачность исчезла, и тело вновь обрело свою обычную плотность.
— Вот видите, — сказал Анжель, — в состоянии абсолютного расслабления вы перестаете существовать.
— Ого! Вы действительно полны иллюзий! Неужели вы думаете, что ловко проделанный фокус может вот так сразу меня переубедить... Лучше объясните, как вы это делаете...
— Итак, — продолжал Анжель, — теперь все ясно: вы лицемерны и невосприимчивы к очевидному. Что ж, это в порядке вещей. У психиатра совесть должна быть нечиста.
Они дошли до околицы деревни и, не сговариваясь, повернули назад.
— Ваша жена хочет увидеть вас, — сказал Жакмор.
— Как вы можете это знать?
— Чувствую. Ведь я идеалист, — ответил Жакмор.
Вернувшись, они поднялись по лестнице на второй этаж. Резные дубовые перила услужливо сплющились под твердой рукой Жакмора. Анжель вошел первым в спальню Клементины.
X
Он остановился на пороге. Жакмор ожидал за его спиной.
— Можно мне войти? — спросил Анжель.
— Входи, — ответила Клементина.
Взгляд ее был исполнен равнодушия. Анжель продолжал стоять, не осмеливаясь сесть на кровать из страха побеспокоить Клементину.
— Мне нельзя больше полагаться на тебя, — произнесла она. — Как только мужчина сделал женщине ребенка, она тут же перестает доверять ему.
— Как же ты настрадалась, Клементина, — проговорил Анжель.
Она покачала головой — не хотела, чтобы ее жалели.
— Завтра же буду на ногах. В полгода дети должны начать ходить, в год — читать.
— Тебе лучше. Ты у меня, как всегда, выносливая, — сказал Анжель.
— Это была не болезнь. Пойми, с этим покончено. Навсегда. В воскресенье их нужно окрестить. Жоэль, Ноэль и Ситроен. Решение окончательное.
— Жоэль, Ноэль — не очень-то красиво. Ты бы еще сказала Араэль, Натанаэль, или лучше Ариэль. Или Прюнель.
— Это не подлежит обсуждению, — решительно ответила Клементина. — Не забудь, Жоэль, Ноэль — это близнецы, Ситроен — третий.
И тихонько шепнула самой себе: «Уж этого-то нужно будет держать в узде с самого начала. Намучаюсь я с ним, конечно, но он лапочка».
— Завтра же, — продолжала она громко, — у них должны быть кроватки.
— Если вам нужно сделать какие-то покупки, не стесняйтесь, я буду рад помочь, — предложил Жакмор. |