— Что с тобой, дорогая?

Она смотрела на него, плохо соображая, затем сказала:

— Но ты же не должен быть здесь. Ты вернулся слишком рано, почему?

Она снова закрыла глаза и отвернулась, пряча лицо в подушку от света лампы, а затем пробормотала:

— Нанна сказала, что все обойдется...

Внезапно Малколм все понял.

Затрудненность речи, запах спиртного в спальне, красные воспаленные глаза... Флоренс была пьяна.

Он простоял еще минуты две, глядя на нее, а затем, не сказав ни слова, вышел на лестничную площадку. Нанна стояла вполоборота, уставившись в пол. Видимо, она ждала его.

Когда он приблизился к ней, она не подняла опущенных глаз. Малколм грубо схватил ее за плечо и заставил повернуться к нему лицом.

— А теперь, — сказал он, — может быть, вы скажете мне всю правду?

Нанна посмотрела на него и открыла было рот, чтобы что-то возразить, но, даже не услышав еще слов, Малколм уже знал, что это будет ложь.

— Правду! — приказал он грубо. — В противном случае вы тотчас же покинете этот дом.

— Я делала все, чтобы вы никогда этого не узнали, — промолвила наконец Нанна. — Когда вы с ней, она — нормальный человек, но одиночество для нее невыносимо. Она всегда была такой, не могла устоять. Но если рядом любящий ее человек, этого не случается.

— Когда она стала пить? Почему? — добивался ответа Малколм.

— Это наследственное, — промолвила Нанна глухим тихим голосом. — Ее мать в клинике. Она сумасшедшая и никогда оттуда не выйдет.

— Почему никто мне этого не сказал?

— Мы думали, — промолвила Нанна, — то есть ее тетка и я, что, выйдя замуж, она бросит это. Флоренс была так несчастна в школе.

— Вы хотите сказать, что она пила, еще будучи школьницей? — с трудом поверил своим ушам Малколм.

— Да, сэр. — Голос Нанны был едва слышен.

— А когда жила у тетушки на Белгрейв-сквер, до нашей женитьбы?

— Тоже, сэр.

— А после?

— Лишь однажды, когда вы уехали в Берлин. Она не выносит одиночества, она была так несчастна...

Малколм застыл от неожиданности. Впервые по лицу Нанны он увидел, что она способна на эмоции. В глазах ее были слезы. Рассказывая о той, кого любила, она ломала руки. Но в сердце Малколма не было и капли жалости к ней.

Именно она, а не Флоренс, предала и обманула его.

Не это бедное создание, лежащее в бессознательном состоянии в постели, а именно она, Нанна, решившая положить на алтарь своей любви к Флоренс жизнь любого молодого человека.

Малколм спустился в свою комнату. Неожиданно его охватил страх.

Утром он говорил с Флоренс, и она, рыдая, обещала, что никогда, никогда больше не прикоснется к спиртному.

— Я люблю тебя, дорогой, — твердила она, — и, клянусь нашей любовью, сдержу обещание. Для меня нет ничего дороже нашей любви, Малколм, дорогой, я клянусь нашей любовью, что никогда больше не буду пить. Я не хочу пить, — жалобно добавила она после паузы. — Честное слово. Я выпила лишь каплю, потому что была несчастна, а потом, словно кто-то вселился в меня, и я выпила еще, потом еще... О, Малколм, мне бывает иногда так страшно. Не давай мне пить, помоги мне. Ты сделаешь это?

— А теперь, любимая, послушай, что я тебе скажу, — промолвил Малколм твердым голосом. — Никто не сможет помочь тебе, если ты сама себе не поможешь. Ты должна бороться с этой привычкой. Я не верю в наследственность, это все глупости. Мы будем бороться вместе, ты и я, но ты должна обещать мне, что сделаешь все, что от тебя зависит.

В течение трех недель они снова были счастливы. Нанна несколько успокоилась.

Малколму казалось, что она даже рада тому, что он взял на себя часть ее тревоги и этим немного облегчил то бремя, которое она несла одна.