Не то, чтобы Елизавета все это так себе и объясняла, в этих вот или подобных, разумных и правильно устроенных во фразы словах. Не до того было. И все-таки, главное она ухватила своим острым и быстрым умом, своим едва ли не звериным охотничьим чутьем, своим развитым эстетическим чувством. Всплыла, вырвалась из водоворота любовного безумия, "огляделась по сторонам" и поняла, ухватив самое главное – все свершилось! Состоялось. Но – увы – пока только почти. Стрелки великих часов застыли на полушаге между одиннадцатым и двенадцатым ударами. Пауза затягивалась, и даже тень неловкости могла испортить то, что вдруг оказалось самым главным для нее и, хотелось верить, для него тоже. И вот это главное ей и предстояло сейчас спасти.

– Ерунда! – рассмеялась Елизавета, выслушав "все доводы разума", изложенные Людвигом с присущим ему безукоризненным красноречием.

О, да! Людо, как всегда, был великолепен во всем блеске истинного рыцарства, уверенной в себе мужественности и неподдельной харизмы рожденного властвовать. И, однако, он был всего лишь мужчина. Все, чем располагал князь Людвиг Каген, не стоило и гроша ломанного перед лицом истинной власти, растворенной в крови Елизаветы Скулнскорх. Неожиданным образом, здесь и сейчас, посреди ночи в королевских покоях в бурге Эльц, стоя напротив своего мужа – в будущем прошедшем, – или жениха – в настоящем неопределенном, – она почувствовала в себе женщину, и это оказалось куда больше, чем Елизавета могла представить еще накануне вечером.

– Глупости! – она улыбнулась так, как, кажется, не улыбалась никогда в жизни. Никому. Даже Людо, в темно-синих глазах которого, ее улыбка зажгла кобальтовый огонь.

– Слушай меня и запоминай, муж мой Людо! – сказала она тогда с той невероятной силой убеждения, какую и не чаяла в себе найти. – Ты мой муж, а я твоя жена. Это факт истории, и мне наплевать, что по этому поводу думают твои и мои подданные. Разумеется, мы соблюдем формальности. Это случится через неделю в Северекирхе во Фрейбурге. Ты согласен?

– По твоему слову, госпожа! – Кажется, Людо уже все понял. Во всяком случае, синий огонь, все сильнее разгоравшийся в его глазах и особая, свойственная одному лишь Людвигу Кагену улыбка сказали Елизавете больше чем тысяча слов.

– Ну, вот и славно! – она ощущала нежность и страсть, но еще и горделивое понимание того, что сила ее сродни магии, изобретенной Одином, или им же принесенной в мир Поэзии. – А в эту ночь, любовь моя, мы обручимся перед ликами древних богов, и наш союз засвидетельствуют Сьёфен и Фрея. Правда, у меня нет красного платья, но, когда служанки разденут меня догола, я наверняка покраснею, так что что-нибудь красное на мне все-таки будет.

– Нагота... – задумчиво произнес Людо. – Да, это хорошая идея. Надеюсь, ты позволишь своим служанкам помочь с этим делом и мне?

– Разумеется, да! – счастливо рассмеялась Елизавета, ощущая, как сила ее власти еще больше подчиняет себе безукоризненного рыцаря Людо. И да, это оказалось чарующим опытом, сладким и пьянящим, сводящим с ума.

– Но прежде... – казалось, ее сердце остановилось на бегу.

"Что?!"

– .