|
Обрушилось на них, словно шквал. Смело, закрутило и унесло в неведомые дали, в те райские края, над которыми не властны время, пространство и прочие законы природы, но откуда, рано или поздно, приходится возвращаться в вещный мир, к делам и заботам иного сорта, к злобе дня, к категорическим императивам обстоятельств и событий...
– Колокола! – сказал Людо, еще крепче прижимая к себе Елизавету. – Интересно, это они к утрене созывают или уже к вечерне?
Эпилог. Золото и Серебро
– Колокола! – сказал Людо, еще крепче прижимая к себе Елизавету. – Интересно, это они к утрене созывают или уже к вечерне? "Колокола? – Мысль показалась странной, слова – непонятными. Елизавета понятия не имела, о чем идет речь, не знала и уразуметь не могла, какие вообще могут быть теперь колокола и зачем, если сама она нежится в объятиях Людвига, ощущая его наготу своей, и все еще сохраняя в памяти сердца и тела, лелея и перебирая одно за другим, как невиданные сокровища, все те дивные мгновения, когда ее любовник и супруг был не только с ней, но и в ней, овладевая ею раз за разом с неистощимой страстью и невероятной нежностью. – Какие, к бесу, могут быть теперь колокола?!" Но волшебство полузабытья, в котором находилась Елизавета, оказалось безвозвратно утраченным. Греза истаяла, и неожиданно выяснилось, что кроме них двоих – ее и его, графини Елизаветы Скулнскорх и князя Людвига Кагена, – в огромном мире, раскинувшемся за стенами их спальни, существуют и другие люди, множество людей, которые, вот беда, ведут себя крайне невежливо, если не сказать грубее. Они шумят, громко разговаривают и даже кричат, отдавая приказы и устраивая переклички, бегут по лестницам и коридорам замка, гремя сапогами по каменным плитам полов, топчут старинные паркеты, хлопают дверьми и роняют на пол какие-то тяжелые предметы. А за окном, в замковом дворе ревут на морозе двигатели внутреннего сгорания, стреляют выхлопами, и разогреваются, порыкивая, работающие с тяжелым нутряным урчанием огромные танковые дизели. – Это не Эльц! – сказала Елизавета и проснулась окончательно. – И эта комната… Ну, все так, похоже, и обстояло: покои графини Скулнскорх разительным образом изменились, едва влюбленные "успели смежить веки". Во всяком случае, самой Елизавете казалось, что времени прошло немного. Людо шагнул к ней… Поцеловал, увлек на постель… Кровь закипела, и ее обдало жаром… Все это виделось, словно сквозь туман, но в реальности своих воспоминаний Елизавета не сомневалась, тем более что Людо оставался с ней, лежал рядом, все еще сжимая в своих сильных и одновременно нежных объятиях. И ночью все случилось, как случилось… Объятия, поцелуи и все такое… Потом краткий сон… Но сонное забытье просто физически не могло длиться слишком долго. И теперь вот это! Скромная комната с неширокой кроватью, зеленная с золотом ситцевая обивка стен… – Это не Эльц, Лиза, – сказал Людвиг, тоже, видать, осматривавший покои. – Это моя спальня в Энтберге… – А ночью мы ходили в Красную башню… – подхватила Елизавета, начиная понимать. – И встретили там герцога Тригерида… – Но я точно помню ночь на холме недалеко от бурга Эльц… – возразила Елизавета. – И волков… Ты помнишь волков, Людо? – Оборотней? – Значит, мне это не приснилось, – Елизавете очень не хотелось, чтобы "та ее жизнь" оказалась теперь всего лишь сном. – Или это был сон равный жизни, – мягко поправил ее Людо. – Во всяком случае, я твердо знаю, что спать мы легли в Эльце, и на тебе тогда было одно лишь "красное платье невесты". – Да, верно! – рассмеялась Елизавета, не чувствуя и тени смущения, и в этот момент в дверь постучали. |
